— Нет! — закричал Эсколм. — Не уходите!
Пустота в его взгляде внезапно исчезла, он снова стал серьезным и полным отчаяния.
— Похоже, вы заняты, — продолжал Томас. — Я могу вернуться…
— Нет, — повторил Дэвид, быстро подходя к нему и хватая за руку с такой силой, что у Томаса побелели костяшки пальцев. — Ради бога, извините. Я… сам не свой. Но вы нужны мне здесь. Пожалуйста, садитесь.
Фраза «сам не свой» и то обстоятельство, что все те стулья, которые не были опрокинуты, были завалены книгами и бумагами, вызвали у Томаса сомнение.
Перевернув кожаное кресло, Эсколм смахнул на пол какие-то бумаги, указал на него и снова предложил:
— Пожалуйста, садитесь.
Медленно, не отрывая от него взгляда, Томас сел и осторожно произнес:
— Быть может, вам лучше последовать моему примеру.
Эсколм лихорадочно затряс головой, словно основательно обдумывая предложение, затем с хрустом наступил на осколок вазы и устроился напротив Найта.
— Дэвид, что здесь происходит?
Молодой литературный агент долго сидел совершенно неподвижно, затем, к ужасу Томаса, снова закрыл лицо ладонями, качнулся вперед и испустил долгое сдавленное всхлипывание. Потом он убрал руки, однако у него на лице оставалась гримаса горя, рот растянулся в пародию улыбки, глаза были зажмурены, по щекам текли слезы.
— Я потерял, — выдохнул Эсколм.
— Что? — едва слышным шепотом спросил Томас, по-прежнему чувствуя себя напряженно и неуютно.
Дэвид наконец поднял на него взгляд, словно собираясь с духом, чтобы произнести эти слова:
— «Плодотворные усилия любви».
— Что?
— «Плодотворные усилия любви», — повторил Эсколм. — Пьесу Шекспира.
Найт, совершенно оглушенный, какое-то время молча смотрел него, потом сказал:
— Но ее же никогда не существовало. Если она и была написана, то до нас не дошла. Пропала.
— Вы не правы, — возразил Дэвид. — Я держал ее в своих руках всего каких-нибудь несколько часов назад, и вот теперь ее нет.
— О чем вы говорите? — спросил Томас.
Его напряжение внезапно испарилось. Он чувствовал странную расслабленность, словно все это было шуткой или недопониманием.
— «Плодотворные усилия любви»? Такой пьесы просто нет.
— Есть, — сказал Эсколм. — Была. Я держал ее в руках.
— Дэвид, такой пьесы нет и никогда не было, — мягко повторил Томас.
— Она существовала, — упрямо повторил литературный агент, успокаиваясь по мере того, как неистовое отчаяние переходило в усталость. — Есть и сейчас. Я держал ее в своих руках, вот здесь, — сказал он, снова закрывая глаза.
Силы покинули его, и он обмяк в кресле.
— Как пьеса могла попасть к вам в руки? — спросил Томас, стараясь не пустить в свой голос сомнение, защитить этого человека от заблуждения.