— Благодарю вас, Витгенштейн,[14] — усмехнулась Джулия.
— Просто я думаю, что литератора должна учить нас чему-то такому…
— Вселенскому? — весело предложила Джулия.
— Нет, — ответил Томас, уклоняясь от высказывания того, что заклеймит его как консерватора. — Чему-то такому, что поможет нам понять, кто мы такие, уловить…
— Смысл жизни! — прыснула Джулия.
Она откровенно наслаждалась тем, как Томас так долго уворачивался от летящих в него снарядов критической дискуссии.
— Просто я не думаю, что единственное назначение литературы состоит в том, чтобы разоблачать социальную иерархию, — сказал Найт, не обращая внимания на ее веселье.
— Петерсон тоже так не считает.
— Черт побери, а кто может сказать, что у него на уме? — взорвался Томас. — Я не понял ни одного слова из того, о чем он говорил!
— Поэтому вы злитесь, что вполне понятно. Но это не беседа в провинциальной библиотеке, к которой может присоединиться любой. На этом семинаре одни профессиональные шекспироведы рассказывают другим, точно таким же, о том, что их интересует, используя понятную им терминологию.
— Мне просто хотелось бы услышать что-нибудь о самой пьесе, — раздраженно проворчал Томас. — Я полагал, именно для этого все здесь и собрались.
— Нет, неправда, — возразила Джулия. — Вы с самого начала предполагали, что все будет именно так, и пришли сюда, чтобы жаловаться, точно так же как ребятишки с первых рядов хотели восторгаться. В этом нет ничего плохого. Но давайте будем искренни, хорошо?
Томас нахмурился. К этому времени в зале, кроме них, не осталось больше никого.
— Чаю? — предложила Джулия, беря его под левую руку и уводя к двери.
— Ладно, — ответил Томас. — Но не ждите, что я получу от него удовольствие.
— Боже упаси.
Когда они вышли в коридор, где кучками толпились участники конференции. Томас поймал на себе взгляды двух пар глаз, внимательных, испуганных, задумчивых, встревоженных. Одним из этих людей был Алонсо Петерсон, окруженный со всех сторон восторженными студентами. Он не отрывал от Найта взгляда, в котором не было ничего от обаяния, продемонстрированного во время доклада. Вторым оказался Рэндолл Дагенхарт, бывший научный руководитель Томаса. В его пристальном взоре сквозило что-то очень похожее на ярость.
— Что вы здесь делаете, Найт? — резко спросил Дагенхарт.
Дождавшись, когда Макбрайд отойдет от Томаса всего на один шаг, он набросился на него, словно мастиф. Его хищное лицо раскраснелось, влажные глаза, ставшие жесткими, горели.
— Я приехал в Англию как турист, — сказал Найт. — Любуюсь достопримечательностями…