И прежде чем она сумела вымолвить хоть слово, я поправила на плече сумочку и, не обращая внимания на пронзившую ступни боль, спокойно направилась к выходу. Я не помню, чтобы когда-нибудь чувствовала себя лучше. Я шла домой.
— Джил, перестань звать свою сестру! — закричала мама (ну зачем же так кричать?!). — Она, наверное, еще спит.
— Энди, ты спишь?! — откуда-то снизу еще громче заорала Джил.
Я разлепила глаза и уставилась на часы. Четверть девятого утра. Господи, о чем эти люди думают?
Я с трудом повернулась на один бок, потом на другой, потом все-таки заставила себя сесть; едва тело приняло вертикальное положение, как подушка превратилась в мощный магнит и потянула мою голову вниз. Вниз — еще немного поспать.
— Доброе утро, — придвинулось ко мне улыбающееся лицо Лили, — в этом доме залеживаться не привыкли.
Когда Джил, Кайл и их малыш приехали на День благодарения, Лили пришлось освободить комнату Джил и переехать на мою старенькую детскую кроватку, которая в обычное время задвигалась под нынешнюю двуспальную.
— Что у тебя вид такой недовольный? Слишком рано разбудили? Это разве рано? — Опершись на локоть, Лили листала газету и пила кофе, причем чашку она после каждого глотка ставила на пол. — Вот я только и делала, что слушала, как надрывается Айзек.
— Разве он плакал?
— Поверить не могу, что ты этого не слышала. Его не могли унять с половины седьмого. Классный малыш, Энди, что и говорить, но с утра такой концерт…
— Девочки! — снова позвала мама. — Неужели все еще спите? Обе? Ну ладно, если вы спите, может, дадите мне какой-нибудь знак, чтобы я знала, сколько делать вафель?
— Дать ей знак? Да что они, Лил, с ума посходили? — И потом в направлении двери: — Мы спим, неужели непонятно? Сейчас заснем еще на пару часиков. Мы не слышим, как кричит Айзек, мы вообще ничего не слышим! — И я снова повалилась на спину.
Лили рассмеялась.
— Да ладно тебе, — сказала она тоном, не совсем для нее обычным, — они просто рады, что ты дома, да и я рада, что я здесь. Еще пара месяцев, и мы привыкнем. Все не так плохо.
— Еще пара месяцев? От той пары, которая прошла, мне хочется застрелиться. — Я стащила через голову ночную рубашку (это была старая рубашка Алекса) и надела футболку.
Возле шкафа валялись скомканные джинсы (я таскала их уже несколько недель); когда я стала их натягивать, то заметила, что вот теперь они мне впору. Мне больше не приходилось в спешке, украдкой хлебать суп или вообще заменять его кофе и сигаретами, и мое тело добрало свои законные пять килограммов, утраченные за время работы в «Подиуме». И это меня вовсе не беспокоило: я верила родителям и Лили, когда они говорили, что у меня нормальный, здоровый вес.