В одежде человека (Крун) - страница 10

К людям

Первый рассказ пеликана

Я родился на южном побережье, где море соленое и теплое, а волны прибоя омывают

прибрежный песок. Жил гам счастливо, в кругу семьи и друзей, в большой птичьей стае.

Ловил рыбу, воспитывал детей и общался с друзьями и близкими. Но со временем человек

стал все больше и больше вторгаться в нашу жизнь.

Теперь он не только охотился на нас, но и строил на наших берегах свои заводы и

электростанции. Он сбрасывал отходы и мусор в воду, и вся рыба ушла из тех мест. Нам

приходилось голодать и терпеть лишения. Постепенно, друг за другом, мы стали покидать

родные места и в конце концов оказались вот здесь, на севере. Мои близкие понемногу

освоились, а я стал задумываться: как же теперь нам быть? Человечество процветает и

благоденствует, захватывает новые территории и живет все лучше и комфортнее, тогда как

животные страдают. И при этом чем лучше живется человеку, тем сложнее приходится

животным. Норы и гнезда исчезают под зубьями электрических пил и комбайнов, пища

становится все более скудной, а насиженные места – непригодными для жизни. Мертвая

рыба всплывает на поверхность, в почве накапливаются ядовитые вещества, а яичная

скорлупа становится такой хрупкой, что ломается, прежде чем птенцы успевают хоть

немного подрасти.

Я стал завидовать людям. Подумал: если нельзя спокойно быть птицей, буду тогда

человеком. Они сильнее нас, и я тоже хочу быть таким же.

Среди всех птиц в округе я был, пожалуй, единственным, кто осмеливался мечтать о

чемто подобном. В течение нескольких лет я пристально наблюдал за жизнью людей,

прятался в кустарниках, подслушивая разговоры загорающих на берегу, следил за ними,

беззвучно паря над головами, когда они вечером возвращались к себе домой. Я, попросту

говоря, шпионил. Подсматривал в окна, как с наступлением темноты они зажигают в

своих изящных гнездах яркий холодный свет и собираются за столом на ужин.

Я заметил, что они окружают себя бесчисленным количеством странных вещей,

которые остаются на своих местах даже после того, как их хозяева исчезают.

Я стал учить язык людей и понял, что всему в мире можно дать имя.

У меня всегда были способности к языкам, так считали в тех краях, откуда я родом.

Я свободно говорю на диалекте чаек и при желании могу перекинуться парой слов с

бакланами. Но человеческий язык – самый завораживающий и самый сложный из всех,

что я когдалибо слышал. Я был очарован им, смаковал на языке согласные и гласные

звуки, наслаждался ими, болел ими. Когда берег был пуст, я выкрикивал их ветру, я