- А теперь идите сюда, - нетерпеливо позвал ее Лёня.
Он был уже в другом конце студии, у другой картины, и там тоже была Лиза, только уже не в печали, а в радости - сияющая, счастливая, на цветущем лугу, и на голове у нее был венок из ромашек.
- Почему? - прошептала Лиза. - Почему я?
- Не знаю, - отрывисто ответил Лёня. - Это было как наваждение, сон, от которого требовалось освободиться. Я все видел и видел вас - грусть в ваших глазах, ваши удивительные волосы, дурака Артема рядом. С какой стати?..
Про "дурака" получилось очень злобно.
- Почему ж он дурак? - обиделась за Артема Лиза, хотя сто лет о нем даже не вспоминала.
- Потому что зачем рядом с вами? - неуклюже, но понятно объяснил Лёня.
Ну тут просто невозможно было не улыбнуться! Но Лёня улыбки не заметил.
- Я все думал, что вы появитесь, - с обескураживающей открытостью, торопливо, проглатывая концы слов, продолжал он. - Прибегала ваша подруга, забыл, как зовут.
- Ира.
- Ах, да это не важно! Ира так Ира. Она, знаете, и в самом деле пригнала грузовик с солдатами. Все, что надо, перевезли - в тот, другой клуб, - и опять она появилась, когда и там закончилась выставка. Я все хотел спросить, а вы-то где, да вот видите - не спросил.
Лиза слушала и не слушала, кивая не всегда впопад, и все смотрела на ту картину, где была грустной, летящей. Как он угадал тогдашнее ее состояние? И запомнил, запечатлел навеки... Да, Ирка что-то такое про все эти переезды и перевозки рассказывала, но Лиза не очень-то вникала, думая только о Жане. Сейчас она вдруг вспомнила все.
- А вы их накормили? - неожиданно спросила она.
- Кого?
- Солдат.
- Когда?
- Ну тогда же, тогда, - занервничала Лиза. - Когда они перевозили картины. Помните, Ира сказала, что отец даст грузовик и перевезут бесплатно, надо только накормить солдат?
Синие глаза напротив затуманились, словно поблекли, выцвели.
- Меня бы кто тогда накормил...
Фраза была произнесена в пространство.
Художник взглянул на Лизу, и что-то такое было в ее лице, что он заторопился, заоправдывался, руки его забегали, задрожали.
- Для меня в тот год это было проблемой, и я испугался: не знал, сколько будет солдат, чем их кормить, а спросить стеснялся...
- Простите...
Лиза уже жалела, что задала бестактный вопрос.
- Я продал "Розы". - Лицо его сморщилось от внутренней боли. - Не копию, "Розы"!
- Почему? - ахнула Лиза.
- Потому что в ту ночь стал делать вдруг подмалевок - искал другое цветовое решение, - и получилась другая картина.
Руки его, выразительные руки художника, жили своей собственной жизнью, как два живых существа. Сейчас они взметнулись ввысь и упали. И замерли, повисли плетьми.