Как часто это стало случаться потом!
(Теперь мисс Бюэл спросила, знает ли кто‑нибудь разницу между Северным и Магнитным полюсом. Дэрда уже нетерпеливо задрала свою смуглую ручку, и он увидел четыре белых ямочки на локте).
Может быть, это случилось не во второе и не в третье утро, может быть, даже не в четвертое и не в пятое. Откуда ему знать? Откуда ему знать, когда именно с несомненной ясностью ощутил он сладостное приближение? Когда оно по–настоящему началось? Ведь так расплывчато время… Он знал только, что однажды — может быть на второй день, а может быть, и на шестой — он ощутил, что присутствие снега стало заметнее, звук его яснее, и, наоборот, шаги почтальона глуше. Он не мог уже различить шагов не только за углом, но и у первого дома. Он услышал их только, когда почтальон опустился ниже первого дома, а через несколько дней уже ниже второго, а потом третьего. Постепенно и незаметно снег становился глубже, его шорох громче, а булыжник укутывался им всё теплее и теплее. И когда каждое утро, совершив ритуал прислушивания, он подходил к окну и обнаруживал всё ту же голую мостовую, это уже не имело значения. Он ведь, в конце концов, ждал этого. Это даже приносило ему радость и вознаграждение: это значило, что происшедшее принадлежало ему одному и никому больше. Никто больше и не догадывался об этом, даже его мать и отец. Там, снаружи, был голый булыжник, а здесь, внутри, снег. Снег с каждым днем становился глубже, укутывая собою мир, укрывая безобразные, но всё менее отчетливые — ведь в этом было главное — шаги почтальона.
— Мой маленький, — сказала она за завтраком, — что это на тебя напало? Ты совсем не слушаешь, когда к тебе обращаются. Я уже третий раз прошу тебя передать тарелку…
Как мог объяснить он это матери? или отцу? Конечно, он ничего не мог поделать, абсолютно ничего. Он мог только смущенно засмеяться, притвориться пристыженным, попросить прощения, внезапно проявить неискренний интерес к тому, что делалось или говорилось вокруг него. Кошка всю ночь была на улице. У него на щеке появилась какая‑то странная припухлость, может быть кто‑то ударил его или попал в него пальцем? Кэмптоны должны прийти на чай, но может и не придут. Нужно будет устроить генеральную уборку в среду вместо пятницы. Ему купят настольную лампу, чтобы он готовил уроки вечером — наверное, он перенапрягает глаза и поэтому стал таким рассеянным — мама говорила это и ещё что‑то, и смотрела на него, улыбаясь. Новую лампу? Новую лампу. Да, мама. Нет, мама, да, мама. В школе всё в порядке, с геометрией он справляется. А история скучная. За то на географии интересно, особенно когда говорят о Северном полюсе. Почему именно о Северном полюсе? Ну, хорошо бы стать исследователем. Как Пэри, или Скотт, или Шеклтон. И вдруг ему надоело разговаривать, он уставился на пудинг, слушал, ждал, и снова — какое блаженство, когда это приходит — слушать и ощущать — ведь не мог же он впрямь слышать его? — свой тайный, тихий снег.