Графиня Солсбери (Дюма) - страница 4

Стало быть, читатель оказывается зажат в пространстве между историей в собственном смысле этого слова, которая представляет собой не что иное, как скучное собрание дат и событий, связанных между собой хронологическим порядком; историческим романом, который, если только он не написан с гениальностью и познаниями Вальтера Скотта, подобен волшебному фонарю, лишенному источника света, цветов и всякой дальности действия; и наконец, подлинными хрониками, источником надежным, глубоким и неиссякаемым, откуда вода, однако, вытекает настолько взбаламученной, что сквозь рябь почти невозможно разглядеть его дно неопытным глазом.

Поскольку у нас всегда было желание посвятить часть своей творческой жизни созданию исторических произведений (речь здесь идет вовсе не о наших драмах), мы сами заперли себя в этом треугольнике, однако основательно размышляли о средстве выйти из него, оставив за собой раскрытую дверь, как только будут последовательно изучены хроники, исторические труды и исторические романы, как только придет осознание, что хроники нужно рассматривать лишь как источник, из которого следует черпать; мы питали надежду, что для нас найдется место между теми, кто не обладает воображением в достаточной степени, и теми, у кого оно имеется в переизбытке; нами владеет убеждение, что даты и перечень событий в их временной последовательности сами по себе не представляют интереса, поскольку их не соединяет никакая живая связь, и что мертвое тело истории не вызывает у нас особого отвращения лишь потому, что те, кто его препарировал, начали с того, что выпустили из него кровь, затем удалили лицевую мышечную ткань, обеспечивающую его узнаваемость, потом мускулы, отвечающие за движение, и наконец, жизненно необходимые органы: в итоге остался скелет, лишенный сердца.

С другой стороны, исторический роман, не обладая способностью воскрешать, ограничивается лишь гальваническими опытами: он по своему усмотрению наряжает труп и, ограничиваясь точностью, принятой у Бабена и Санктуса, сурьмит ему брови, подкрашивает губы, накладывает на щеки румяна, а затем, присоединив мертвое тело к вольтову столбу, заставляет его совершить два-три причудливых прыжка, что придает ему видимость жизни. Те, кто проделывает это, впадают в противоположную крайность: вместо того, чтобы превращать историю в скелет, лишенный сердца, они делают из нее чучело, лишенное скелета.

Главная трудность, по нашему мнению, состоит в том, чтобы уберечься от двух этих ошибок, первая из которых, как уже говорилось, заключается в том, что прошлое иссушивается, как это делает историческая наука, а вторая — в том, что история искажается, как это делает роман.