Графиня Солсбери (Дюма) - страница 6

Завершим эти рассуждения вспомнившейся нам восточной притчей.

Когда Бог создал землю, ему пришла в голову мысль дать мирозданию владыку, что крайне огорчило наблюдавшего за ним Сатану, который уже полагал землю своей; так что Господь сотворил по своему образу человека, вдохнул в него жизнь, дотронувшись кончиком пальца до его лба, поместил его в раю, поименовал животных, которые должны были ему покоряться, указал ему плоды, которыми он мог питаться, а после этого вознесся, чтобы засеять те тысячи миров, что вращаются в пространстве. Стоило ему удалиться, как тотчас же явился Сатана, чтобы посмотреть на человека поближе; тот же, утомившись, пока его сотворяли, крепко спал.

И тогда Сатана принялся внимательно разглядывать человека во всех подробностях, испытывая злобу, которую совершенство его форм и существующая между ними гармония лишь увеличивали; однако он не мог нанести ему никакого телесного ущерба, ибо за ним наблюдал дух Божий; Сатана уже собирался уйти, отчаявшись завладеть этим телом и погубить эту душу, как вдруг ему вздумалось осторожно простукать пальцем тело человека; добравшись до груди, он услышал гулкий звук пустоты.

— Прекрасно, — промолвил Сатана, — раз там пусто, я вложу туда страсти.

Так вот, именно историю страстей, вложенных Сатаной в эту пустую грудь, мы и намерены предложить нашим читателям.

I

Двадцать пятого сентября 1338 года, без четверти пять пополудни, парадный зал Вестминстерского дворца освещали лишь четыре факела (их сжимали железные длани, укрепленные в стенах по углам), чьи неяркие, зыбкие отблески едва рассеивали сумерки, которые быстро наступают в конце лета и в начале осени, когда дни становятся ощутимо короче. Но этого света хватало дворцовой прислуге, занятой сервировкой ужина; в полумраке сновали слуги, хлопотливо расставляя самые изысканные в те времена блюда и вина на длинном столе, составленном из трех разной высоты частей, чтобы каждый гость мог занимать место, подобающее ему по происхождению или положению при дворе. Когда все приготовления были закончены, в зал из боковой двери чинно вышел дворецкий, неспешно, придирчиво проверил сервировку, дабы убедиться, что этикет ни в чем не нарушен; потом, завершив осмотр, подошел к слуге, ждавшему у парадного входа его распоряжений, и с достоинством человека, сознающего значительность своих обязанностей, приказал:

— Все готово, трубите сигнал воды[1].

Поднеся к губам небольшой рог из слоновой кости, висевший на ремне через плечо, слуга трижды протрубил долгий сигнал; двери тотчас распахнулись — и с факелами в руках вошли пятьдесят пажей-мальчиков; разделившись на две шеренги, протянувшиеся во всю длину зала, они выстроились вдоль стен; потом, неся серебряные кувшины и тазы, прошествовали пятьдесят пажей-юношей, что встали впереди факелоносцев; наконец после них появились два герольда, которые, приподняв украшенные королевским гербом ковровые портьеры, замерли по обе стороны двери и громко возгласили: