— А знаете, мы вспомнили мадам Дюкен, — говорит Иветта, чувствуя натянутость и стараясь поддержать разговор.
— Я видел ее на суде, когда она давала показания, — заметил Анри. — Честная женщина.
— Да, женщины в этой среде, — говорит Деган, — и еще больше в кругах деловой буржуазии — не похожи на своих мужей. Я их знаю… Мужчины цепляются за свои несгораемые шкафы, готовы глотку за них перегрызть и ненавидят рабочих, ненавидят вас, коммунистов. А женщины — я, конечно, не говорю о куклах и потаскухах, — но порядочные женщины, и особенно, пожалуй, верующие, способны иногда прислушаться к своему сердцу. Их может тронуть нищета людей. К числу таких женщин относится мадам Дюкен. Правда, из их кругозора как-то выпадают те явления, на которые реагируют их мужья. Немецкая или американская конкуренция приводит мужчин в бешенство. Но женщины мало что в этом понимают. Мужчин волнуют только вопросы, связанные с их делами, а женщин — то, что им подсказывает сердце.
Наступает молчание.
Чтобы прервать это тягостное молчание, Анри говорит:
— Ну, нам пора домой. Еще нужно приготовить рождественский ужин.
Дети не хотят расставаться с игрушками. Полетта и Анри снова чувствуют себя неловко.
— Верни Пьеру! — говорит Полетта и пробует отнять у дочки деревянного матросика.
— Не надо, я ей дарю! — говорит Пьер.
Правда, в его голосе не чувствуется особенной настойчивости, но все же он говорит и мальчугану, показывая на лодочку:
— И тебе тоже дарю.
— Что ты! Зачем? — покраснев, восклицает Полетта.
— Нет, нет, правильно, — прерывает ее Иветта. — Кстати, Пьеро играл в них, когда был еще маленьким, правда, Пьеро? А теперь он у нас взрослый. Теперь у него другие игрушки, которые больше подходят мужчине.
Анри хотел было поддержать Полетту, но Деган пресекает его возражения, положив ему руку на плечо…
— Ну что? Вы договорились? — спрашивает Полетту Анри, когда все семейство вышло из докторского дома.
— Еще как! Во всем решительно! Мне эта женщина нравится.
— Видно, ты сумела подойти к ней, а вот у меня неудача…
— Почему? Что-то не получилось?
Анри вдруг останавливается, видимо, вспомнив что-то сажное, и изо всей силы ударяет себя кулаком по ладони.
— Так все хорошо получилось, что я забыл самое главное! Забыл поговорить о сборе подписей…
— Хорошо, что хоть я не забыла твою утку, — шутит Полетта.