Впрочем, с тех пор как в школе поселились алжирцы — все решено… Карлотта боится жить с ними по соседству. Леруа, правда, уверяет, что они совсем не такие, как о них говорят. Но почему Андреани и Карлотта должны ему верить? Считаться во всем с мнением этого человека — просто унизительно. Да и, по правде говоря, алжирцы — лишь предлог. Надо же найти какие-то оправдания перед самим собой, когда ты стар, когда у тебя не хватает мужества признаться в своей неправоте, когда нищета сильнее здравого смысла.
* * *
Совершенно ясно, что алжирцы лишь предлог, и Анри это очень хорошо понял сегодня, когда решил после обеда зайти к старикам. Вернувшись, он сказал Полетте:
— Хорошо я сделал, что побывал у них. Таким несчастным старикам особенно тяжело в праздничные дни. Помнишь, как он глядел на нас, когда приходил? Такой растерянный, жалкий. А теперь вот сидят вдвоем в своей холодной хибарке, одни, да еще накануне праздника. Совсем уж грустно смотреть на них. Не знаю, чем они пообедали сегодня. На подоконнике стояли две пустые чашки. Но все-таки ели же они что-нибудь? А так, по внешнему виду, не скажешь, что они вконец обнищали! Я попробовал их подбодрить: «Ну? Когда же переезжаем?…» Но они всё не решаются, особенно старик упорствует.
И, зашагав по комнате, Анри отшвырнул ногой стул.
— Что с тобой? — с укором спросила Полетта.
— Со мной-то ничего. А вот что с ними делать — не знаю. Надо бы насильно перетащить их сюда. Честное слово! Здесь им все-таки было бы лучше. Заставить и баста! Не стали бы сопротивляться…
Анри еще походил взад и вперед по кухне, потом молча стал вытирать посуду, которую Полетта мыла в тазике, стоявшем на краю плиты.
Ему не хотелось разговаривать, да и мешало звяканье тарелок.
Вдруг он сказал:
— Знаешь что? Прийти бы к ним впятером или вшестером и предложить: «Хотите, все ваши вещи сразу перенесем?..» Убежден, что они не отказались бы…
* * *
И зачем этот звон колоколов? Не дает ни о чем забыть. Украшает музыкой город, как рождественскую елку. И с ним всплывают пестрые огни прошлых праздников. Даже чужие огни — в марсельской гостинице; роскошные, залитые светом рождественские ужины, от которых на Андреани и Карлотту падал лишь отблеск, но какой отблеск!.. Совсем он их ослепил. Кто всегда жил в нищете, тому хоть не о чем сожалеть. В такой вечер, особенно в такой вечер, чувствуешь, что дошел ты до крайности.
— Ко всенощной звонят.
— В первый раз мы не пойдем, — сказала Карлотта.
Костюм можно поддерживать в приличном виде в течение многих лет, но побелевшие швы, сукно, протертое на локтях и коленях, не отчистишь щеткой. Уже и в прошлом году костюм еле-еле держался. Стоя в соборе, старики украдкой поглядывали по сторонам, особенно Андреани: не заметил ли кто-нибудь, как они одеты. Женщина дома может ходить в одном халате. Ему же приходилось носить свой единственный костюм, и уже давно он надевал его каждый день. Но ничего не поделаешь, надо же сохранять достоинство.