— Что? — встрепенулся Александр.
— Это любовь крыльями машет. Марина сама себе не отдавала отчета в том, что влюблена. Да они все — и Митя, и Санечка — все были влюблены в Макси- мыча. До потери пульса. А я еще и подзуживала ее: давай, Марина, действуй! Поощряй, наступай! Ура!! Гол!!
— Не понял?
— Не понял? Ну и зря... Короче говоря, однажды, а именно в июле того самого девяносто девятого года, Митя и его педагог, Юрий Максимович, приходят к нам в Эрмитаж. В мой кабинет, который я тогда делила с Мариной. Вообще-то у экскурсоводов свои помещения. Но... Ремонт, отпуска, летняя вольница. Короче, Марина временно переехала в мой кабинет. И вот они приходят — Митя и Юрий Максимович. И я вижу, как загораются глаза Мариши. Как влюбленно смотрит на своего учителя Митя. И Марина просит меня показать высокому гостю картины, которые хранятся в запасниках. А я не могу отказать Марине ни в чем по определению, понимаете? И я их туда запускаю. Всех троих. Хотя это почти должностное преступление. И как водится, тут же в дверь моего кабинета стучит непосредственное начальство в лице Виталия Ярославовича, с которым вы имели честь познакомиться пару дней тому назад. Паника, переполох. Только Юрий Максимович не теряет присутствия духа. Он повелевает — именно так, повелевает! — закрыть их всех в запаснике, как будто их и нет. Я, представьте, подчиняюсь. Что вообще-то мне не свойственно. Начальство, побухтев для порядку, уходит. Троица на свободе. Марина бежит к Ярославичу, ибо именно ее он и разыскивал, а я провожаю гостей до выхода. М-да-а. Наливайте. Прозит! — женщина подняла бокал.
Она казалась совершенно трезвой. Только серые глаза горели сумасшедшим огнем.
— И вот какая интересная деталь. Когда они пришли к нам, Митька держал на плече большую спортивную сумку. Знаете, черные такие, из брезента, что ли. Я же реставратор, я обращаю внимание на форму. Когда они к нам пришли, эта сумка болталась на Митькином плече, как подушка с мягкими углами. А когда уходили — она, эта сумка, приобрела несколько другие формы, с четко очерченными углами. И висела она на плече его учителя, Юрия Максимовича.
— Почему же вы их выпустили? Не обыскали сумку?
— Я сама никогда никого не обыскивала, вы, должно быть, не поняли, кем я работала, — надменно произнесла Наташа. — А почему я не дала указания проверить их при выходе? Как вы себе это представляете? Я прошу охрану проверить сумку сына моей подруги? Как же я могла думать что-либо дурное о Маринином божестве? И углы эти острые у сумки, они потом мне вспомнились, когда я стала осматривать хранилище перед проверкой. И я увидела, что полотен нет.