Эта тирада, полная здравого смысла, остановила нервный припадок, в котором билась Иоланда. Она выдохнула:
— Простите. Я покорнейше прошу у вас прощения.
— Кто сообщает вам сведения о вашем сыне?
Иоланда поджала губы и ответила тоном, не терпящим возражения:
— Этого я вам не скажу. Вы можете грозить мне всеми карами, но я буду молчать. Я сделала достаточно ошибок, и я не хочу навредить человеку, который стал для меня воплощением доброты и опорой.
По тону Иоланды Аннелета поняла, что настаивать бесполезно. Тем не менее она решила проверить правильность сделанных ею выводов:
— И вы встречались ночью возле гербария, который нельзя увидеть из окон покоев нашей матушки и дортуаров, чтобы доверительно поговорить.
— Да. Но больше я ничего не скажу.
Эта бурная сцена и, главное, история еще одной испорченной жизни потрясли Элевсию. Глухим от усталости голосом она произнесла:
— Это все, дочь моя. Оставьте нас.
— Наложенные вами наказания будут…
— Если сам Христос протянул свои руки Марии Магдалине, кто я такая, чтобы поворачиваться к вам спиной? Ступайте с миром, Иоланда. Видите ли, я вас упрекаю только за то, что вы слишком долго не хотели раскрывать нам правду.
Вдруг испугавшись, Иоланда забормотала:
— Вы полагаете, что… что если бы я исповедалась раньше, Гедвига, возможно, могла…
Вместо аббатисы ей ответила Аннелета:
— Спастись? Сомневаюсь. Ее смерть не на вашей совести. Я полагаю, что она и Жанна чем-то обеспокоили убийцу, и она решила лишить их жизни. Если мы найдем точную причину, мы узнаем личность отравительницы… По крайней мере, я молюсь, чтобы это было так.
После того как Иоланда де Флери ушла, обе женщины несколько минут молча смотрели друг на друга. Первой нарушила молчание Элевсия де Бофор:
— Я… это правда?
— Что?
— Что вы никогда не вступили бы в орден, если бы смогли заниматься врачебной или аптекарской практикой в миру?
Аннелета подавила горькую улыбку и подтвердила:
— Разумеется. Если бы ваш милый супруг не скончался, разве были бы вы сейчас с нами?
— Нет, это правда. Но, несмотря на это, я никогда не жалела о своем выборе.
— Я тоже, но речь идет лишь о замене.
— Видите ли, Аннелета, несмотря на нападки, совершающиеся почти повсеместно в адрес Церкви, монастыри, в которых мы можем спокойно жить, работать, делать, решать, оказывают женщинам огромную услугу.
Аннелета покачала головой, не соглашаясь:
— Нет, это услуга, которая лишь подтверждает неумолимую реальность: за монастырскими стенами мы пользуемся ничтожными правами. Некоторым, как вы, более обеспеченным, чем другие, посчастливилось выйти замуж за человека чести, питавшего к вам уважение и подлинную любовь. А другие? Какая участь ждала их? Я с вами согласна, за свободу надо платить, как и за все остальное. Но все же я готова предложить высокую цену, чтобы получить ее. Мое мнение не имело никакого значения, и никто, особенно мой отец, не считался с ним. Некрасивая бесприданница, засидевшаяся в девицах… Мне оставалось либо заниматься детьми моего брата, врача… плохого врача, но мужчины, либо уйти в монастырь. Я выбрала меньшее унижение.