.
У Аньес не было ни малейшего желания спать, она размышляла. Удалось ли ей обозначить еще одну веху в этой длинной битве, которую она приготовилась вести? Она осознала необъяснимую враждебность этого человека к ней, его неудовольствие тоже. «Клеман, как это случилось, что ты, еще совсем ребенок, всегда защищаешь меня?» — подумала она. Благодаря Клеману Аньес знала, что Флорен использует первую хитрость инквизиторов, одну из их многочисленных уловок.
Несколько месяцев назад, в июле, почти ночью, Клеман пришел после одной из своих частых отлучек весь взбудораженный. Было слишком поздно, и Аньес уже удалилась в свои покои. Девочка легонько постучала в дверь, спрашивая разрешения поговорить.
Нет, вспоминать о Клемане нужно только как о мальчике, иначе она совершит оплошность, которая подвергнет их жизни опасности. Сохранять привычку говорить о нем лишь в мужском роде.
Ребенок постучал в дверь, спрашивая разрешения поговорить. Он обнаружил Consultationes ad inquisitores haereticae pravitatis[3] Ги Фулькуа, который затем стал советником Людовика Святого, а впоследствии Папой под именем Климента IV. К этой книге прилагалось тоненькое практическое пособие, в котором были собраны чудовищные методы. Клеман задыхался:
— Мадам, мадам… если бы вы знали… Все это лишь западня, ложь, чтобы получить признания, пусть даже ложные.
В практическом пособии на самом видном месте было написано: «Необходимо сделать все, чтобы обвиняемый не смог доказать свою невиновность. Таким образом, никому и в голову не придет, что приговор был несправедливым…»[4]
— Какая чудовищная гнусность, — недоверчиво прошептала Аньес. — Но ведь речь идет о суде Божьем… как они смеют? Где ты отыскал эти книги?
Ребенок пустился в сбивчивые объяснения. Он упомянул о библиотеке, но затем ловко обошел вопрос Аньес.
— Я в этом вижу знак Божий, мадам. Знать все плутни своих врагов, предвосхищать их — значит не попасть в ловушки, которые они расставляют вам на каждом шагу.
Клеман рассказал Аньес о методах, призванных запугать и унизить обвиняемых, чтобы сломить сопротивление самых стойких, о махинациях и манипуляциях со свидетельствами. Простых людей расспрашивали о принципах христианской доктрины. В том, что они не могли ответить на все вопросы, не было ничего удивительного, однако их невежество становилось доказательством того, что они впали в ересь. Клеман также поведал ей о редких случаях обжалований приговоров обвиняемыми. К этой процедуре прибегали лишь единицы, к тому же без особого успеха. Ходатайство, посланное Папе, имело все шансы затеряться, причем чаще всего это делалось сознательно, если, конечно, в роли посланца не выступал какой-нибудь могущественный человек, специально приехавший в Рим. Можно было также потребовать отвода инквизитора под предлогом, что тот питал особую неприязнь к обвиняемому. Впрочем, это была палка о двух концах, поскольку тогда собирался третейский суд. Но назначенные судьи вовсе не стремились портить отношения с инквизитором или епископом, присутствовавшим при инквизиторской процедуре.