Когда Аньес пришла в себя, она находилась в маленькой комнатке, отапливаемой жаровней, Аньян протянул ей терракотовую чашу, содержимое которой она выпила, не сказав ни единого слова. Алкоголь ожег ей горло, и она закашлялась. Тем не менее по всему ее замерзшему телу разлилось благодатное тепло.
— Это очень крепкий сидр, но он должен взбодрить вас.
— Сколько времени…
— Примерно полчаса. Вы не носите в своем чреве ребенка, не так ли?
Аньес отрицательно покачала головой, прошептав:
— Вы оскорбляете меня, мсье. Я вдова.
— Простите мою душу, мадам, мадемуазель ваша дочь пошла перекусить в сопровождении барона де Ларне. Когда они придут, допрос возобновится.
Аньес спросила голосом, который едва узнала, спокойным, удивительно твердым голосом:
— Значит, она не арестована.
— Нет, что вы, моя дорогая дама. Речь идет о самом опасном для вас свидетеле. Я читал письмо, которое она прислала Флорену. Оно насквозь пропитано ядом и обжигает этим ядом глаза и пальцы. Я не мог…
— Я понимаю, — оборвала она его, — и очень признательна вам за ваш рискованный и мужественный поступок.
Аньес погладила Аньяна по руке. Молодой человек стал красным как рак и схватил ее пальцы, чтобы поцеловать. Он лепетал, и в его голосе слышались слезы:
— Спасибо, мадам, спасибо от всей души.
— Как… я вам обязана, а вы…
— Нет, напротив, вы продемонстрировали, что я живу не напрасно. И я вам за это бесконечно признателен. Если мой труд жалкого муравья поможет спасти невинность — а ваша невинность не подлежит ни малейшему сомнению, — слабое Божье создание, каким я являюсь, обретет свое величие. Это гораздо больше, чем может просить столь безобразный муравей.
Выражение лица Аньяна внезапно изменилось. Эмоции, из-за которых он заикался, произнося слова, уступили место несгибаемой решимости:
— Мадемуазель де Суарси хорошо выучила урок, тем не менее с ее глупостью может сравниться лишь ее злоба. Ее глупость — это единственное оружие, которое у вас есть в борьбе с ней.
— Я… — пыталась возразить Аньес, но Аньян прервал ее нетерпеливым жестом.
— У нас больше нет времени, мадам. Они вскоре придут за вами.
Аньян пересказал Аньес обвинительное свидетельство ее дочери. Сначала Аньес душили рыдания. Она старалась понять, кто мог до такой степени испортить ее дитя. Аньес чувствовала, что становится убийцей, способной уничтожить этого демона, пронзить его дамским коротким мечом — подарком мадам Клеманс, — который она не вынимала из ножен с момента замужества. Она видела, как этот демон падает к ее ногам, в луже крови, разливавшейся под ним. Демон Эд. Демон Флорен. И вдруг ей открылась правда, которую она отвергала изо всех сил с тех пор, как увидела Матильду в зале для допросов. Матильда стала сообщницей тени, променяв спасение на несколько прелестных безделушек. И в этом была виновата ее мать, по крайней мере, частично. Конечно, она недостаточно подготовила свою дочь, конечно, она ее не вооружила против соблазнительных фривольностей, против такого смешного и вместе с тем привлекательного соблазна. Возможно, она слишком много времени и любви посвящала воспитанию Клемана.