34
Ждать пришлось почти до полуночи. Как всегда, в небольшой лощинке горел костер. Абрек наблюдал за обстановкой, а мы попивали чай да болтали обо всем понемногу, чтобы скоротать время.
— Не понимаю, чего ты так рано приплелся в полк? — вдруг спросил меня Тенсино. — Как попал на ташкентскую пересылку, все, уже считаешься в части. Сиди там да пей, пока денег хватит. Хоть десять дней, все равно никто не сможет придраться. Какие там кабаки! Мечта!
— Мне двух дней вот так хватило, — я провожу рукой по горлу. — Будто я весь отпуск вел трезвый образ жизни! Сколько можно? Зато на второй вечер вдруг без стука открывается дверь, а за ней — патруль из штаба округа во главе с полковником.
— И? — заинтересовались офицеры.
Эту историю я им не рассказывал. Как-то позабылась в суматохе прибытия, а затем — перебазирования.
— Ну, полковник с места спрашивает, мол, чем это вы тут занимаетесь, товарищи офицеры? Словно не видит бутылок на столе.
Делаю паузу. Все молчат, желая услышать продолжение.
— Признаться, я уже хорошо нагрузился, ну и ляпнул. Товарищ полковник, а вы что тут делаете? Полетели бы лучше с нами!
Все уже посмеиваются, и я окончательно добиваю их:
— Как ветром сдуло! Даже фамилий не спросил!
Теперь уже звучит не смех, а дружный хохот. И, нарушая его, звучит голос радиста:
— Товарищ старший лейтенант, вас!
Полкач короток и деловит. Сообщает, что утром подойдут подкрепления, и просит пока ничего не предпринимать. Словно я ни с того ни с сего вдруг решу брать кишлак штурмом!
— Чей хоть он? — задаю вполне уместный вопрос.
Полкач сопит и лишь затем извещает:
— Местные говорят — не их. Подробности узнаешь завтра. Удачи!
После чего отключается. Вот и понимай, как хочешь. Все равно, если бы на территории России вдруг нашлось село, населенное непонятно кем. Ни паспортов, ни прописки, ни обозначения на карте. Одно слово: цивилизация!
Но, прежде чем огорошить подчиненных, я еще досказываю окончание отпуска:
— Вот. Потом, уже ночью, вдруг до меня дошло: чем я лучше того полковника, когда торчу в Ташкенте да пьянствую? В общем, утром дал я солдату рубль, он кого-то вычеркнул из списка пассажиров, а меня вписал.
— Дурак! — комментирует Тенсино.