.
— Он был к тебе несправедлив, — сказал государь. — Я помню: ты писал к нему — он даже не ответил. Я его часто не понимал, как, впрочем, и сестру.
Бенкендорфа поразило письмо, как и многие другие поступки покойного императора. Сейчас он предпочел промолчать. Но государь спросил:
— Правда ли, что мои друзья четырнадцатого декабря не возражали, если бы престол перешел к сестре?
— Тогда ходили такие слухи. Великая княгиня чуть не стала королевой Франции.
— Как бы повернулись тогда события?
— Так же, — ответил Бенкендорф.
Утром государь стрелял ворон из английского карабина, Бенкендорф и Толстой мели садовые дорожки. Адлерберг подрезал ветки кустов и жег костер из сухостоя. До обеда государь принимал работу. Иногда бывал и недоволен. Храповицкий раскладывал пасьянс и читал вслух. Кокошкин и Апраксин рубили дрова.
Отобедав, отдыхали в комнатах, вечером собирались на государевой половине для карт. Не склонный к мистическим увлечениям покойного брата, государь однажды заметил:
— Крюденер, несмотря на то что иссушала, говорят, свою плоть, хорошо играла в карты. Ей везло, и злые языки утверждали, что она много выигрывала. Не помогали ли ей темные силы? В молодости она обладала привлекательной внешностью.
— Она имела странный облик, — ответил Бенкендорф.
— Она нравилась многим мужчинам. Правда, Бонапарт ее не терпел и велел к себе не пускать, — сказал Толстой, припоминая парижские сплетни.
— Она мошенница, — сказал веско государь. — Она вечно путалась с какими-то подозрительными сектантами. Среди ее поклонников находились и моравские братья. И она умела проникать к сильным мира сего, беря просто на абордаж. То, что она подружилась на закате жизни с графиней де Гаше, вполне в ее духе. А Гаше в любом случае мошенница. Если только выдавала себя за де ла Мотт, то она авантюристка, если же действительно та, за которую себя выдавала, то вдобавок и воровка.
— Из Крыма доносят, что до сих пор ходят слухи о похищенных из темно-синей шкатулки бриллиантах, — сказал Бенкендорф. — Непонятно, отчего де Санглен не обыскал графиню при высылке из Петербурга. Если бриллианты она привезла в Россию, то есть о чем пожалеть. Ювелиры Бомер и Босанж гранили их для дю Барри, и стоили они до двух миллионов франков. Между тем за Сен-Клу уплатили пятнадцать миллионов, а за Рамбулье — четырнадцать. За один бриллиант из ожерелья королевы можно было бы купить имение Голицыной, где жили Крюденер и Гаше. Людовик XV не вовремя умер. Расплатившись с Бомером и Босанжем, он превратил бы дю Барри в самую состоятельную женщину Франции.