1944 год был для меня не очень удачным. В феврале во время одной из регулярных облав, проводившихся местными фашистами, я был арестован. Как раз тогда я только что вернулся из Рима, куда был послан для установления контактов с центральным руководством нашего движения. При аресте у меня нашли планы боевых действий, шифры и ключи к ним. К тому же в то время на берегу Средиземного моря, в Анцио, высадились союзники, и партизаны превращались в еще более серьезную угрозу для фашистов на полуострове (особенно боявшихся за коммуникации). Поэтому ни фашисты, ни нацисты не останавливались ни перед какими средствами, чтобы заставить своих узников заговорить, и как можно скорее. Все это значительно осложняло мое и без того тяжелое положение.
Я подготовился нравственно и физически к тому, чтобы оказать упорное сопротивление. На следующий день после моего ареста я должен был присутствовать, если бы остался на воле, на нескольких собраниях, поэтому главной задачей было продержаться до того момента, пока товарищи, заметив мое отсутствие, не подумают, что со мной что-то случилось, и не примут соответствующих мер предосторожности. Необходимо было выиграть время. При этом я уповал на то, что собственноручно стенографировал некоторые из обнаруженных у меня документов и нацистам не так-то быстро удастся их расшифровать. Так и случилось — я оказался для них крепким орешком. Я был здоров как бык и смог не один день выносить жестокие нацистские пытки. Однажды утром на тюремном дворе я случайно увидел одну знакомую, попавшую сюда в поисках пропавшего сына. Узнав меня по пальто — лицо мое к тому времени изменилось от побоев до неузнаваемости, — она немедленно сообщила об этой встрече товарищам. Они приняли решение приговорить к смерти полицейских главарей за применение пыток к политическим заключенным.
Тюремщики вдруг перестали меня терзать, но перевели в ранг заложника, пригрозив немедленно со мной разделаться в случае смерти одного из них. Мои товарищи, разумеется, не собирались идти ни на какие перемирия и сделки с врагами, но они испробовали все, чтобы освободить меня. Они, например, предлагали различные варианты обмена заключенными, но и это не устраивало тюремщиков, которые не хотели выпускать меня на свободу, так как под угрозой находились их собственные головы.
Так проходил месяц за месяцем, а я все оставался в тюрьме. Трижды за это время тюремное начальство отказывалось передать меня в распоряжение других фашистских подразделений или командования СС, которые собирались расстрелять заключенных. Но моя жизнь по-прежнему была незримыми нитями связана с жизнями моих тюремщиков. И пока им удалось каким-то образом сберечь головы, моя тоже оставалась при мне.