На Григория Марковича как на автора этих комментариев было грешно подумать. Он сам был отставным военным и весьма этим гордился. Я как-то застал его за упаковкой своих медалей – он разложил их на столе и заворачивал каждую в отдельный носовой платок, которых у него, похоже, было множество, куда больше, чем медалей.
Показывая мне одну из медалей, он сказал:
– Я брал Прагу!
«Заметила ли это Прага?» – подумал я в тот момент, едва сдержав улыбку, глядя на этого сухого, маленького и до сих пор юркого девяностолетнего старичка.
Грязная кухня тоже нуждалась в ремонте. Ее надо было отмыть от старых хозяев – вещам, да и самим стенам почему-то передается возраст их владельцев, и поэтому, чтобы не ощутить себя вдруг постаревшим, надо менять поверхности и цвета, добавлять свежести. Может быть, вовремя сделанный ремонт продлевает жизнь не только квартире, но и ее жильцам?
Я поставил чайник на закопченную газовую плиту и снова стал листать книгу, думая об этих странных записях. На одной из страниц попалась мне замечательная и созвучная моим размышлениям мысль: «Патриотизм голодного – это попытка забрать ломоть хлеба у инородца, патриотизм сытого – великодушие, вызывающее уважение».
Мне очень хотелось понять – что за человек писал эти комментарии к «Кобзарю», хотелось найти свидетельства времени, когда все это было написано.
Моя нынешняя работа – ночным сторожем по гуманному принципу «ночь-через-две» – не требовала использования мозгов. И мозги скучали. А тут такой загадочный «подарок», лучше любой головоломки или кроссворда!
Я листал и листал, как листают книгу перед тем, как решиться ее не просто прочитать, а проштудировать с тетрадью и ручкой. Промелькнула еще одна мысль:
«Абсолютный патриот не признает ни национального большинства, ни национального меньшинства. Его любовь к женщине сильнее любви к родине, потому что женщина, отвечающая взаимностью, и есть символ родины, идеал абсолютного патриота. Защита женщины, отвечающей взаимностью на любовь, и есть высшее проявление патриотизма».
В другом месте, под одним из стихотворений, была чисто дневниковая запись:
"16 апреля 1964 года. Встретил Львовича в пивной напротив ломбарда. Рассказал ему о подготовленной рукописи. Он захотел прочитать – но обойдется. После провокации в кинотеатре даже его рука кажется слишком влажной для рукопожатия.
И потом эта привычка все время оглядываться по сторонам".
Я сидел до полуночи, потом сложил «книжную матрешку» и поставил обратно на полку.