— Я не знаю, — отвечаю ему. Над нами запела какая-то птичка: пустынный крапивник. Ноты трели навязчивые и отчетливые. Как будто шумит вода, падающая с каменистых стен ущелья. Я могу различить эту трель, потому что отец имитировал ее для меня. Он говорил, что это было пение самого Каньона.
Он любил этот звук.
Когда отец рассказывал свои истории, он стирал границы между реальностью и вымыслом. — В каком-то смысле, они все правдивы, — говорил он, когда мама дразнила его за это.
— Но местечко в ущелье реально? — постоянно спрашивал я, чтобы быть уверенным. — Истории о нем это правда?
— Да, — подтверждал он. — И когда-нибудь я отведу тебя туда. Ты сам все увидишь.
И вот, когда оно появляется перед нами в следующем изгибе ущелья, я запинаюсь, не в силах поверить. Оно здесь, как и рассказывал отец, поселение в самой широкой части ущелья.
Чувство нереальности происходящего накрывает меня, подобно вечерней заре, разливающейся по стенам каньона. Местечко выглядит точно так, как описывал отец, после того, как впервые побывал здесь:
Солнце склонилось к горизонту и окрасило все в золотистые тона: мост, здания, людей, даже меня. Я не верил, что это место реально, хотя и слышал о нем на протяжении многих лет. Позднее, когда фермеры учили меня письму, я чувствовал то же самое. Как будто солнце всегда сияло за моей спиной.
Зимний солнечный свет разливает оранжево-золотистое зарево на дома и мост перед нами.
— Вот оно, — говорю я.
— Оно реально, — откликается Вик.
Элай сияет от радости.
Здания перед нами группируются, потом разделяются на части, огибая реку или каменный вал. Дома. Более крупные здания. Крохотные огороды, разбитые в наиболее широких местах ущелья. Но чего-то не хватает. Людей. Стоит абсолютная тишина. Вик бросает на меня взгляд. Он чувствует то же самое.
— Мы опоздали, — говорю я. — Они уже ушли.
Это произошло совсем недавно. Я вижу их следы здесь и там.
Также замечаю признаки того, что они были готовы уйти. Это не было поспешным бегством, они собирались с тщательностью. С изогнутых черных яблонь собран урожай; всего несколько оставшихся золотистых яблок, по-прежнему, переливаются, свешиваясь с ветвей. Большая часть фермерского оснащения исчезла — предполагаю, что все разобрали и увезли с собой. Осталось только несколько ржавых деталей.
— Куда же они ушли? — спрашивает Элай.
— Я не знаю, — отвечаю ему.
Остался ли хоть кто-то за пределами Общества?
Мы пересекаем посадки тополей на берегу ручья. Чуть дальше с краю растет небольшое тонкое деревце.
— Подождите, — говорю я остальным. — Я не долго.