— Значит, всё? — спросил Ферзухин. — Больше ничего не хотите?
Малый подумал и ответил:
— Для начала, думаю, хватит…
Он оказался прав: за первой бутылкой коньяка последовала вторая, шашлык пришлось тоже повторить.
Так они и пили.
Если джаз делал перерывы, то беседовали. А болтать ужасно хотелось.
— Ты молодец, Топорик, — сказал Малый. — Оперативный снабженец. Только пришло письмо насчёт этого руководящего кресла, а ты уже и заявочку оформил.
— Не зря Груздев тебя любит. А ты всё-таки испугался, что он в деревню тебя пошлёт…
— Я? — Ферзухин легонько ударил себя в грудь. — Я? Нисколько. Пётр Филиппович меня давно знает и ценит. Мы с ним познакомились в войну ещё, в Грозном. Груздев тогда автохозяйством управлял. Пришёл я к нему, а у него все машины на чурочках стоят: ни резины, ни запчастей. Я ему говорю: «Так, мол, и так, за две недели подниму ваше автохозяйство. Дайте только наличные, сколько есть. На время, верну всё до копеечки».
У него — глаза на лоб. А я говорю: «Не бойтесь, не убегу с вашими деньгами…» Поверил, дал из кассы десять тысяч. Я на двух уцелевших машинах — в деревню, километров за двести. Купил там картошечки, а оттуда — в сторону, на нефтеперегонный завод. На заводе — голодуха, в столовой картошке рады. Отдал им картошку — получил бензин. С бензином поехал на авторемонтный: «Так, мол, и так, я вам горючее, вы мне — запчасти, а хотите — и картошечкой поддержу». Починил я так несколько машин — и снова в деревню. Дал им два мотора, а они мне — снова картошку… Вот так. В две недели я и поднял автохозяйство: все машины — на ходу, бензину — полны баки, и десять тысяч в кассу отдал. Пётр Филиппович на руках меня носил. На доску Почёта собственноручно повесил!
Шалый и Малый слушали Ферзухина раскрыв рты.
— Ну и лекция! Ты, Ферзухин, — профессор!
Заиграл джаз. На этот раз тихо: музыканты, видимо, выдохлись. Или от жары скисли. Несколько пар пошло танцевать. Шалый впился маслеными глазами в молоденькую блондинку и провожал её взглядом по всему залу. Потом подмигнул Малому и философически заметил:
— А жизнь проходит мимо.
— Брось ты про это. Давай тяпнем.
Ляпнем, — поддержал Ферзухин.
— Может, ещё что заказать? — спросил Малый.
Шалый отрицательно помотал головой.
И вправду хватит, согласился Ферзухин. — Я только на минутку выйду. Где тут это самое?
Когда друзья остались одни, Малый довольно загоготал:
— А сильно Топорик раскошелился!
— Здорово, Малый. Я, кажется, даже немного перебрал.
Пока Ферзухин ходил в «это самое», они продолжали беседу. Говорили о том, что Нолик совсем обалдел от старания и заявился сегодня на работу чуть ли не в пять утра; что Чарушин опять видел какой-то дурацкий сон; что Оглоблина, конечно, погорит, потому что Груздев в последнее время Оглоблину очень хвалит. Не иначе как Пётр Филиппович задумал её с почётом выставить.