Он хотел бы, чтобы все было так просто. Сделать и больше никогда не думать об этом. Никогда больше этого не хотеть. Никогда не хотеть ее. Возможно, даже забыть ее, чтобы если Аэрон потребует ее смерти, Рейесу было бы плевать. Не жаждать смерти себе самому.
— О чем ты думаешь? — спросила Даника, на этот раз более мягко.
Боги, как же она прекрасна. Даже раздраженная она лучилась такой прелестью, что на нее больно было смотреть. Длинные густые ресницы, а возле правой брови темнела единственная веснушка.
— Ты уже… ты передумал насчет поцелуя?
— Нет, — разве он мог, если желал этого сильнее, чем прихода нового дня? — Ты можешь не дать еще одного шанса. Хочу насладиться каждым мигом.
— Если мы собираемся сделать глупость, то с ней лучше скорее покончить. Будешь потом смаковать.
Явно устав ожидать его, она взяла в ладони его лицо и притянула к себе. Воин упал на нее, и она шумно выдохнула. Он глубоко вдохнул, втягивая каждую молекулу в свои легкие, клеймя себя ее сущностью.
— Это ничего не означает, — проговорила она.
— И даже менее того, — солгал он.
— Я буду ненавидеть себя потом.
— Я ненавижу себя сейчас.
Она открыла рот, чтоб ответить, но он прильнул к ее губам и проглотил слова.
Боже Милостивый. Как я жила без этого?
Даника запуталась пальцами в шелковистых волосах Рейеса, крепко впиваясь, оцарапывая ногтями кожу черепа. Его язык оказался таким горячим, со вкусом мужской страсти. Его тело точно гранит поверх ее нежных изгибов.
По непонятной причине он прижал ладони к кровати и приподнялся так, что только их губы соприкасались. Нет. Нет, нет, нет. Она желала почувствовать тяжесть его веса, его жар, его силу и напряжение.
Ей не стоило этого желать. Ничто не должно иметь значения помимо ее семьи, ее свободы. Все же с момента, когда она увидела лежащего без сознания Рейеса, почти мертвого, она не могла думать ни о чем кроме него. Неправильно, так неправильно. Хотя как это могло быть неправильным, если впервые за последние месяцы она ощутила покой? Как это могло быть неправильным, если она чувствовала себя по-настоящему живой?
«Еще чуть-чуть», — подумала девушка.
Едва любопытство будет удовлетворено, едва она наверняка удостоверится, что вкус этого мужчины — о Боже, его вкус — не влияет на нее сильней, чем вкус любого другого, она сможет оттолкнуть его.
Позднее она будет вести себя как умная женщина, какой ее воспитала мать. Она будет вести себя ответственно, найдет способ удачно допросить Аэрона. Она покинет эту крепость, чтобы никогда не вернуться.
— Даника, — прошептал Рейес, — ангел.