– Товарищ капитан… – Я бросил руку к пилотке.
– А-а, Туровцев! Здорово! Ну как, здоров? Подлечили?
– Здоров, товарищ капитан!
– А почему не по форме? Где твои кубари? – голос капитана был строгим, но глаза хитренько щурились.
– Да мне только что комиссар сказал, еще не успел, товарищ капитан…
– Ты это мне брось! Твое воинское звание есть не только твоя заслуга, но и заслуга всей эскадрильи, ее лицо, можно сказать. Изволь соответствовать, ясно?
– Слушаюсь! Исправлюсь, товарищ капитан!
– Погоди минутку, Виктор. Сейчас ребят отпущу на обед, и мы с тобой побалакаем трохи.
Комэск вновь повернулся к летчикам, а я отошел в сторону небольшого штабеля пустых ящиков из-под снарядов для авиапушек и присел. На душе было как-то тревожно и… хорошо, что ли? «Парня встретила дружная фронтовая семья…» – так как-то пели, переиначивая известную песню… Да, фронтовая семья. Вот она – смеясь и подначивая друг друга, идет к расстеленному брезенту, на который девушки из столовки уже успели поставить тарелки с борщом и хлеб, огромную миску с котлетами. Смеются, шутят, а сами то и дело быстро поглядывают то на телефониста у аппарата, то в сторону штаба, вдруг оттуда хлопнет ракета – «Взлет!» – Взлетят семеро, а вот сколько вернется…
Подошел комэск, присел, вытянул правую ногу и зашарил в глубоком кармане галифе, нащупывая мятую пачку папирос и спички.
– Будешь?
– Не курю, товарищ капитан…
– Ну, а я подымлю пока. Что-то аппетита нет. Да не стреляй ты глазами на борщ, и тебе хватит. Плохо едят ребята, все больше на компот и арбузы налегают… Нервы. И не заставишь ведь. Ну, ладно. Рассказывай.
Я коротко рассказал о пребывании в госпитале, посещении комиссара, неожиданном награждении орденом.
– Абсолютно правильно сказал Хрюкин[1] – выпороть тебя надо, а не орден давать. Что же ты, сопля зеленая, группу бросил и за живцом погнался? – голос комэска стал жестким и требовательным. – Сколько раз говорить: главная наша цель – бомбардировщики! Их и бить надо! Погнавшись за фашистом, ты ослабил наш удар, сам чуть не погиб, чудо в перьях.
Комэск замолчал, нервно пыхая папиросой. Видно было, что он прилагает усилия, чтобы успокоиться и сдержать обидные, но справедливые слова.
– Ладно, забыли. Своими метаниями по небу ты две пары «мессов» держал. Одна тебя била, а вторая их страховала. Все нам легче получилось «Юнкерсов» потрошить. Так что замнем для ясности.
Опять клуб дыма.
– А вот как ты умудрился немца сбить, я даже и не понял. Не должно было этого быть, на хвосте он у тебя сидел, стрелял метров с двухсот. Как не попал – удивляюсь. Точнее – как ты выкрутился, ушел от его очередей? Везучий ты, Витька! Счастливчик!