Если бы голоса были видны, этот оставлял бы после себя мутные радужные следы.
— У вас осталась минута. — шипит Моран, — Используйте ее, чтобы подумать. Вы ели из моих рук. Все эти годы. Вам нравилось. Теперь вы хотите продать меня и дело. Кто вас купит, шавки? Тряпки. Ничтожества.
Ненависть за спиной становится раскаленной, расплавленной, едва удерживается в домне.
В глубине у входа в зал, на краю зрения — какое-то смутное движение. Моран его не видит, а Анаит не хочет всматриваться, чтобы не выдать взглядом. Кто-то там пришел, Может быть, кто-то способный развязать дурацкий узел. Полковнику надо, чтобы они сдались, добровольно и бескровно. Не потому что его волнует будущее — потому что он хочет победить.
— Браво, браво! Королева моя, вы подумали?
Анаит вздыхает. Инспектор Гезалех сделала бы шаг вперед. Отдала полковнику победу, последнюю. Она бы позволила. Потому что не хочется смотреть, как с человека слой за слоем срывают лицо, оставляя ему только бесконечное самовлюбленное безумие, не хочется в этом участвовать. Но она — полномочный представитель Джона в этом вертепе. Она — Сообщество.
— Опустите оружие, — говорит она, — пожалуйста. Я вас очень прошу. Иначе вас схватят — таким. Или убьют — таким.
Дуло теперь смотрело ей в лицо, но только потому, что в лицо ей смотрел и Моран. Она знала, что ему хватит и доли секунды, чтобы сместить прицел сантиметров на пятьдесят ниже, в корпус, и он не промахнется. Тут промахнулся бы только новичок: шагов пятнадцать, а мишень крупная, как в тире.
Моран и пистолет сверлили ее черными пустотами зрачков.
— Если он выстрелит, — тихо сказала Анаит, — я вас не полюблю. Если не выстрелит — убью.
— Наша любовь, королева, была обречена… — выдыхает Шварц, и по голосу понятно: ситуацию он полностью контролирует.
Так обидно. Второй раз за последние два дня. Сначала Смирнов, потом он. Может быть, в этих стенах просто не осталось мужчин. Сдуло.
Что-то мелькнуло справа у двери, полковник очень плавно повел плечом — и остановился в самом начале движения, видимо, опасности нет… Очень громкий хлопок. Оглушительный. Полковника сгибает пополам как бумажную куклу. Он не выстрелил. Нет. Он не выстрелил. Не мог. У него нет оружия. Второй хлопок.
Анаит словно бы провалилась через Шварца назад, ему за спину, и оттуда уже видела: Моран падает — и нет у него лица, нет всей правой половины… а от входа, опуская и демонстративно отбрасывая тяжелый серебристо отблескивающий пистолет, идет, словно по натянутой струне, высокая светловолосая женщина, валькирия.
— Саша! Дура! Какого черта?! — это Шварц…