В Миттерана, единодушно решила общественность, стреляли ультраправые враги независимости Алжира. Хотя с чего бы это? Даже если фразу Миттерана «Алжир — это Франция» (с формальной точки зрения Алжир был не колонией, а совокупностью трех французских департаментов) можно объяснить-оправдать его статусом министра внутренних дел (1954–1955), то смертные приговоры алжирским патриотам министр юстиции (1956–1957) Миттеран визировал безжалостно и бесстрастно: на его счету не менее сорока пяти жизней. Но покушение вычеркнуло это из памяти. А заодно и то, что 1 февраля 1935 года юный Миттеран, член молодежной секции полуфашистской организации «Огненные кресты», маршировал под лозунгом «Франция для французов», требуя лишить работы врачей-иммигрантов — прежде всего евреев, — бежавших от нацизма. (Кстати, антисемитом, уверенным, что ему всю жизнь чинит препоны еврейское лобби, Миттеран останется до самой смерти в 1996 году.) И то, что в январе-марте 1936 года он участвовал в травле шестидесятисемилетнего юриста-антифашиста Гастона Жеза за то, что тот согласился стать представителем эфиопского императора Хайле Селассие, противостоявшего Муссолини: старик-профессор, опасаясь покушения, чуть ли не ушел в подполье. И то, что, прежде чем переметнуться к Сопротивлению, Миттеран так исправно служил министром Виши, что получил в 1943 году орден из рук маршала Петэна. И то, что его юношеская дружба с убийцами-заговорщиками кагулярами (36) выдержала испытание временем.
Забылось главное: Миттеран — тоже ветеран тайных войн. «Наденьте на Миттерана колпак кагуляра, и вы увидите его истинное лицо», — напишет в 1990 году писатель Жан Эдерн Алье (18).
Забылось все. Но только на пять дней. 21 октября герой проснулся посмешищем.
В правой газете «Ривароль» вышла статья Робера Песке, тоже участника Сопротивления, голлиста, перешедшего в крайне правую партию «пужадистов». Несмотря на разницу политических взглядов, социалист Миттеран был к нему расположен, сочувствовал неудаче на парламентских выборах, зазывал к левым. Смысл статьи был прост: «Это я стрелял в Миттерана. Но — по его настоятельной просьбе».
По версии Песке, с 7 по 15 октября они четырежды встречались по инициативе Миттерана. То под золотыми платанами Люксембургского сада — рядом с Сенатом: добросовестный Миттеран не мог надолго отлучиться с работы. То на набережных Сены: интеллектуал Миттеран любил порыться в ларях букинистов. Сенатор жаловался, что страна забыла его, просил «вытащить из состояния посредственности». Невзначай упомянул команду убийц, вроде бы прибывшую из Алжира. Об этом по Парижу не просто ходили слухи. Авторитетный депутат-голлист сообщал в газете: «Эскадроны смерти уже пересекли испанскую границу, списки лиц, подлежащих уничтожению, составлены». Разговор на эту тему сам собой навел Миттерана на мысль о рекламном покушении, так же сам собой сложился его план. «Мы же — масоны, мы — братья», — привел сенатор неотразимый аргумент. Песке в душе удивился: «Я и не знал, что Миттеран — масон».