— Открывай! — замолотил кулаками по доскам вышибала.
— Отворяй! — загудела толпа. — Не дадим! Гады! Едропумеда к нам давай. Не сдадим батюшку! Бей чурок!
— Щас, пацаны, ну-ка, дай-кось! Дай я поговорю, — протиснулся к воротам Лузга.
Сволочь расступалась, поощрительно кивая самому борзому и сообразительному. Уж этот, мозговитый, верняк, всё разрулит. По заточке сразу видно, свой.
— Узнал? — шепнул Лузга в окошко ратнику. — Калитку приоткрой.
— Готов.
— Щас, братва, я схожу и всё разведаю. Вернусь, расскажу, — объявил он самым ближним и протиснулся через щель во двор. Калитка захлопнулась, по ней застучали ногами, да поздно — засов уже лёг в петли.
Лузга живо прошкандыбал к особняку.
— Чё как? — спросил у ратника в сенях.
— Третий этаж, найдёшь там.
Лузга взлетел по ступеням, придерживая котомку. Вприпрыжку преодолел анфиладу до кабинета и застал разбор в самом разгаре.
— Так не по закону же, — сетовал городской голова.
— Вы со своими законами в яму себя загнали, — холодно отпустил Щавель. — По совести надо поступать, а не по букве закона.
— По совести сам поступай, боярин, коли тебе воля дадена, — поспешил откреститься водяной директор.
— Теперь я здесь Закон, — Щавель обернулся к вошедшему. — Ты очень вовремя. Кто пьян, да умён, пистолет при нём!
— Да чё нет-то? — пожал плечами Лузга и покосился на окно, за которым бушевала толпа. — Хрена ли? С одной стороны, конечно, похрен, но, с другой стороны, ну бы его нахрен.
— Не бзди, прорвёмся, — подмигнул старому приятелю старый командир. — Есть ещё скрытые резервы.
Притаившемуся за столом ростовщику их разговор нравился всё меньше и меньше. Он уже не кипятился. Пар давно ушёл в гудок и в кабинете воняло.
— Сейчас же двадцать четвёртый век, мы же цивилизованные люди, — зачастил Недрищев.
— Исчерпали вы ресурсы, братья-близнецы, — ледяным голосом известил Щавель, казалось, не одного Едропумеда, а кого-то ещё, незримо находившегося рядом. — Придётся ответить за то, что встал в первые ряды железнодорожного хода.
— Я не нарушал закон! — окрысился ростовщик, теперь уже по-настоящему почуяв края.
— Чё ты зыришь, как змея из-за пазухи? — фыркнул на него Лузга, запуская руку в котомку. — Богатому и умирать не хочется, верно?
Едропумед затравленно уставился на него и сжался. Невидящим взором скользнул по дружиннику, директору, остановился на лице княжеского посланца и заиндевел.
— Дохапался, либеральный ты экономист, — с ноткой сожаления сказал Щавель всё понявшему Едропумеду.
— Виновного в своих бедах ищи в зеркале, — напутствовал его Лузга.
Когда в доме грохнуло, толпа у ворот прекратила гомон. Сволочь стояла, прислушивалась. И в тишине отчётливо разобрала приближающийся размеренный и тяжёлый стук копыт.