Я полагаю, что всегда существуют вещи, которыми мы себя мучаем. На скачках видишь переживания других людей, как они смиряются с неудачей. Скачки — это мир на самом краю. Жизнь между смертью и проигрышем. Никто не выигрывает окончательно. Мы просто оттягиваем приговор. Еще на несколько мгновений. (Дерьмо, кончик моей сигареты обжег палец, пока я предавался этим размышлениям. Я очнулся, выйдя из философского состояния.) Черт побери, нам нужен юмор, нам нужен смех! Я раньше больше смеялся, да и вообще делал больше вещей, исключая писательство. Теперь я пишу, пишу и пишу, с годами все больше, танцуя со смертью. Хорошее представление. По-моему, материал не плох. Однажды они скажут: «Буковски мертв». И тогда меня по-настоящему признают и повесят на вонючем фонарном столбе. Ну и что? Бессмертие — глупое изобретение живущих. Вы видите, что вытворяют скачки? Они рождают эти строчки, блестящие и удачные. Последняя синяя птица поет. Все, что бы я ни сказал, звучит прекрасно. Потому что я играю. Слишком многие осторожничают. Они учатся, они учат и они проигрывают. Условности лишают их огня.
Я отлично себя чувствую, здесь на втором этаже со своим «макинтошем». А по радио звучит Малер, он скользит с такой легкостью, ну вы знаете, иногда нужно обязательно послушать. Я получаю колоссальный заряд энергии. Спасибо, Малер, я слишком много брал у тебя, мне никогда не вернуть.
Я много курю, много пью, но я не могу много писать, строки сами плывут, я прошу еще, они прибывают и смешиваются с Малером. Иногда я специально останавливаюсь. Я говорю: «подожди, ложись спать или посмотри на своих 9–х кошек или посиди с женой на кушетке».
Так что я или на скачках или за «макинтошем». А потом я нажимаю на тормоз и паркуюсь, черт побери. Некоторые люди пишут, что мои книги помогли им выжить. И мне тоже. Книги, розы и 9 кошек.
Здесь есть маленький балкончик, дверь открыта, мне видны огни машин на автостраде, ведущей к Южной Гавани. Никогда не останавливаются. Вереница огней. Все эти люди. О чем они думают? Мы все умрем, вот это цирк. Казалось бы, мы должны возлюбить друг друга, но нет. Мы запуганы обыденными вещами, мы проглочены Ничем. Продолжай, Малер. Ты сделал эту ночь чудесной. Не останавливайся, сукин сын. Не останавливайся.
Мне нужно постричь ногти на ногах. Ноги болят уже несколько недель. Я знаю, это все из-за ногтей, но у меня пока нет времени обрезать их. Постоянно сражаюсь ради лишней минуты. Конечно, если я не пойду на скачки, у меня появится куча свободного времени. Моя жизнь всегда была борьбой за единственный час, когда я могу делать то, что хочу. Сегодня ночью мне предстоят титанические усилия. Стрижка ногтей. Да, я знаю — люди умирают от рака, люди спят на улицах в картонных коробках, а я тут вожусь со своими ногтями. Несмотря ни на что, я ближе к реальности, чем какой-то слизняк, смотрящий бейсбол 162 раза в год. Я побывал в аду, я и сейчас в своем аду, не чувствую улучшений. Для меня достаточно того факта, что мне 71 год и я жив и думаю о ногтях. Я читал философов. Они действительно странные, смешные дикие ребята, игроки. Декарт пришел и сказал, что остальные несут полную чепуху. Он заявил, что математика — основа любой истины. Механика. Юм сомневался в справедливости научного подхода. А потом появился Къеркегор: «Я погрузил свой палец в сущее — оно пахнет Ничем. Где я?» И тут пришел Сартр, сказавший, что существование — абсурд. Я люблю этих ребят. Они движут миром. Неужели у них не болит голова от таких мыслей? И разве не выступает лик темноты из их ртов? Если взять подобных людей и поставить напротив прохожих, которых я вижу каждый день на улице, в кафе или на экране ТВ — разница будет так велика, что я не отвечаю за себя.