Все это промелькнуло между нами без слов. Мы спасли друг другу жизнь, а такая связь не рвется. Может миновать дружба, но остается долг, знание, выкованное из ужаса, крови и совместной битвы, которое не проходит никогда. Это осталось между нами после трех долгих лет.
Ронни — женщина умная. Она прервала неловкое молчание.
— Кто-нибудь хочет выпить?
— Безалкогольного, — произнесли мы с Бев одновременно, засмеялись, и напряжение прошло. Настоящими друзьями мы никогда не будем, но можем хотя бы перестать быть друг для друга призраками.
Ронни принесла каждой из нас диетколу. Я скорчила гримасу, но все равно взяла. Все, что есть в холодильнике у Ронни, мне давно известно. Сколько мы про это ни спорили, она говорит, что любит вкус диетических напитков. Вкус, брр!
Бев взяла свою баночку с благодарностью; может быть, дома она пьет то же самое. Нет, я готова пить такое, от чего толстеют, только бы вкус был человеческий.
— Ронни по телефону сказала, что при ЛПВ может существовать эскадрон смерти. Это правда? — спросила я.
Бев смотрела на свою баночку, которую держала ладошкой под донышко, чтобы не запачкать юбку.
— Я не могу сказать с уверенностью, но думаю, что это правда.
— Расскажи, что ты слышала, — попросила я ее.
— Одно время велись разговоры о создании команды для охоты на вампиров. Убивать их так, как они убили наши… семьи. Разумеется, президент на эту идею наложил вето. Мы работаем в рамках законности. Мы не линчеватели.
Это прозвучало, чуть ли не вопросительно, будто она хотела убедить не нас, а себя. Ее потрясало то, что могло оказаться правдой. Снова рушился ее маленький аккуратный мир.
— Но впоследствии я слышала некоторые слухи. Люди нашей организации хвастались сраженными вампирами.
— И как, предположительно, эти вампиры были убиты? — спросила я.
Она посмотрела па меня в нерешительности:
— Мне неизвестно.
— И намека нет?
Она покачала головой:
— Я могла бы для тебя это узнать. Это важно?
— Полиция скрыла от публики некоторые подробности. Их может знать только убийца.
— Понимаю. — Она посмотрела на баночку у себя в руках, потом снова подняла глаза на меня. — Я не считаю, что это убийство, даже если наши люди сделали то, что говорят в газетах. Уничтожение опасных животных не должно считаться убийством.
Частично я была с ней согласна. Когда-то я была с ней согласна всем сердцем.
— Тогда зачем сообщать нам? — спросила я.
Теперь она смотрела прямо на меня, и темные, почти черные глаза глядели в мои.
— Я у тебя в долгу.
— Ты тоже спасла мне жизнь. Ты мне ничего не должна.
— Между нами всегда будет долг. Всегда.