Справа к ее креслу подошел мужчина — человек. Он встал спиной к стене, прямо, с ничего не выражающим лицом и напряженным позвоночником. Был он почти совсем лыс, лицо узкое, глаза темные. Мужчины без волос выглядят, как правило, не очень. А этот — вполне. Он был красив, при этом у него был вид человека, которому это все равно. Мне хотелось назвать его солдатом — не знаю, почему.
Еще один подошел к Терезе. Волосы песочного цвета, коротко стриженные. Странное у него было лицо: не симпатичное, но и не отталкивающее, лицо, которое запоминается. Такое, которое может показаться прекрасным, если долго вглядываться. Глаза были светло-зеленые.
Он не был вампиром, но и человеком его назвать, возможно, было бы слишком поспешно.
Последним подошел Жан-Клод и встал у кресла. Он ни к кому не притронулся, и даже стоя рядом со всеми, он был от всех отдельно.
— Отлично, — сказала я. — Теперь бы еще мелодию из фильма «Дракула, князь тьмы» — и декорация готова.
Голос ее был такой же, как смех — высокий и безобидный. Тщательно продуманная невинность.
— Тебе это кажется остроумным?
Я пожала плечами:
— Каким есть.
Она улыбнулась. Клыков не показала. У нее был такой человеческий вид, в глазах светился юмор, лицо приятно округлое. Смотрите, какая я безобидная, просто симпатичный ребенок. Именно так.
Черный вампир снова что-то ей шепнул. Она рассмеялась смехом таким искристым и чистым, хоть в бутылки разливай.
— Ты этот смех отработала или он у тебя от природы? Нет, спорить могу, это потребовало практики.
Жан-Клод состроил гримасу. Не знаю, то ли он пытался не рассмеяться, то ли не нахмуриться. Может быть, и то, и другое. На некоторых я так действую.
Смех сполз с ее лица — тоже очень по-человечески, и только глаза искрились. И ничего забавного во взгляде этих глаз не было. Так глядит кошка на птичку.
Голос ее чуть взлетал в конце каждого слова — это придавало ему некоторую искусственность, как у Ширли Темпл.
— Ты либо очень смела, либо очень глупа.
— Тебе бы следовало к такому голосу добавить ямочки на щеках. Хотя бы одну.
— Я бы предположил, что глупа, — негромко сказал Жан-Клод.
Я посмотрела на него и снова на шайку гулей.
— Я знаете какая? Усталая, избитая, голодная, злая и перепуганная. И очень хотела бы покончить с этим спектаклем и перейти к делу.
— Начинаю понимать, почему Обри вышел из себя. — На этот раз ее голос прозвучал сухо и без тени юмора. Звенящим голоском произносимые слова капали, как с ледяной сосульки. — Ты знаешь, сколько мне лет?
Я посмотрела на нее и покачала головой.
— Кажется, ты говорил, что она искусна, Жан-Клод.