Я отрицательно покачал головой.
«Ни другой шапки, ни другого шарфа, ни других ботинок?»
«Нет. Только то, что на мне надето».
«Ну ладно. Идем».
Он буквально вытащил меня из домика. Я закрыл дверь и положил ключ в условленное место.
«Это для мамы. Может быть, она еще вернется сюда».
Он был просто в панике, да и я сам себе в этот момент казался таким жалким, ничтожным. По дороге к вокзалу он сказал, что никаких возможностей переправить меня в Швецию нет. Это нежелательно для обеих сторон, Обе страны — и Германия, и Швеция — уже приняли все меры, чтобы предотвратить подобные случаи. А теперь он хочет представить меня сестре из шведского Красного Креста, которая держит связь с немецким Красным Крестом и национал-социалистическим женским объединением. Подобные связи нужно поддерживать для того, чтобы облегчить положение людей, которые в этом нуждаются. Во всяком случае, эта сестра, наверное, знает путь, чтобы вывезти меня из опасной зоны.
Его начальник, шведский консул, ничего не обо мне не знает. Атташе не хочет впутывать своего шефа в эту историю. Да, он хотел мне помочь, но это было только его собственной инициативой, и поэтому я никогда и ни при каких обстоятельствах не должен ссылаться на содействие консульства.
После дневного воздушного налета (этот налет мы переждали в одном из городских бомбоубежищ, причем атташе выдал меня за своего приехавшего из Швеции родственника и, видимо, произвел на всех впечатление, предъявив свой дипломатический паспорт) мы, наконец, добрались до Штеттинского вокзала.
Некоторое время нам пришлось подождать. Затем к нам подошла какая-то женщина и спросила его, не он ли — господин из шведского посольства. Атташе кивнул и тихо заговорил с ней по-шведски. Во время этой беседы женщина все чаще поглядывала в мою сторону. На ее лице появилось испуганное выражение. Затем атташе поднялся, быстро попрощался со мной и исчез. Больше я его никогда не видел.
«У тебя не слишком-то арийская внешность», — прошептала женщина.
Она присела рядом со мной.
«Ты чистокровный еврей?»
Ее вопрос рассмешил меня.
«Все ясно. Значит, чистокровный», — тихо сказала она.
Она говорила с сильным акцентом. Несколько раз, не поняв ее, я вынужден был переспрашивать.
«Сейчас я передам тебя моей подруге. Она будет знать, кто ты. Я и не ожидала, что ты такой смуглый».
«Меня часто принимают за итальянца».
«Хорошо. Но каким образом итальянский мальчик очутился в Берлине у Штеттинского вокзала? Да, непростая ситуация», — сказала она.
Я улыбнулся, и она улыбнулась мне в ответ.
«На всякий случай: твой отец воюет на восточном фронте, а твоя мать погибла во время бомбежки. Такая легенда тебя устраивает?»