На свежем воздухе Илья почувствовал себя сносно и махнул рукой на все советы врача. У Цыремпила началась рвота, но и он отказался идти в вагон.
Листравой дал отправление: гудок гулко прокатился по лесу. Старому машинисту было приятно сознавать себя командиром таких боевых, замечательных ребят.
Мимо побежали островерхие палатки. Ветер покачивал вершины деревьев, гнул слабые кустики.
Батуев сказал Илье, указывая на ветки:
— Нас провожают. Руками будто махают вслед.
— Это тем, которые в вагонах…
На другой день под вечер положение на Единице настолько осложнилось, что Фролов вынужден был послать на восстановление путей всех, даже бригады с паровоза.
«За проявленную находчивость и решимость при исполнении служебного долга в особо трудных условиях», как говорилось в приказе начальника военно-эксплуатационного отделения, переданном по телефону, рядовым восстановителям И. Пилипенко и Ц. Батуеву объявлялась благодарность. А Фролов приказал положить их на сутки в санитарную часть для отдыха. Они запротестовали, но это не помогло: Фролов настоял на своем.
Листравой тем временем ушел в ремонтную бригаду и случайно оказался рядом с Красновым. Пришлось носить камни. Напарником выбрал бывшего приятеля. Тот из самолюбия не отказался.
Зная их вражду, Пацко наваливал носилки доверху. «На сердитой бабе воду возят», — про себя усмехался он, искоса поглядывая, как напрягаются «приятели».
Но занимало его не это. Утром Пацко подал заявление в партию. Примут ли?
На Единице не умолкал грохот. Неверный зыбкий свет мерцал над путями, смутно вырисовывались развалины, камни, не однажды перевернутые взрывами. В дальнем тупике догорали вагоны. В багряных отблесках пути выглядели перепаханным полем, огромным свежим пожарищем.
В отдалении, за темной извилистой стенкой леса, тоже гремело: там мощно отзывались фронтовые батареи. Словно от глубинных толчков мелко и утроб-но дрожала земля.
Пацко смотрел на зарево горевших вагонов и думал о том, что теперь задержатся перевозки. Обстрел сильно мешал восстановлению. Неужели наши не могут подавить вражеские батареи?
Среди развалин вокзала высилась выщербленная стена с проломом в середине. Она упиралась в толстый корявый тополь. Рядом был вход в подвал, где временно поселился начальник политотдела. Днем в его прежнее убежище попала бомба. К счастью, Фролова не оказалось на месте.
Из дымной мглы вывернулся Хохлов, оглянул покосившуюся стену и скрылся в подвале. Вскоре вернулся с банкой краски в руках. Размашисто написал на чистом месте по штукатурке:
— Выстоим!
Это емкое слово хорошо выделялось в темноте. Его читал всякий, оказавшийся вблизи подвала. Оно выражало помыслы железнодорожников Единицы.