Девушка по-прежнему сидела неподвижно, только в позе появилась смутная отстраненность. Нина Филипповна заговорила мягче:
— Боже упаси, я тебе ничего не навязываю, поступай, как знаешь. Но своей дочери я ни за чтобы не позволила так себя уродовать. Ну, сними, пожалуйста, эту резинку аптекарскую. В любом случае есть специальные заколки, завязки, бантики.
На сей раз она послушалась, распустила «лошадиный хвост». Волосы упали на плечи, закрыли спину до середины. Густые, но… тускловатые, неравномерной длины. Неухоженные — вот лучшее определение. И Нина Филипповна вновь испытала острый укол-укор совести. Аля вся была такая неприбранная, невзрачная, запущенная. А кто виноват? Она, Нина Шувалова, в замужестве Бережко.
— Чем ты моешь голову? — спросила она так строго, что Аля растерялась, перестала походить на статую и чуть слышно ответила:
— Мылом…
— Надеюсь, не хозяйственным. В ближайшие дни отведу тебя к своей парикмахерше — подровнять волосы. А сегодня покажу, как нужно за собой ухаживать, — не удержалась, уколола! — Ты девочка сообразительная, тебе только один раз увидеть…
И дело закипело. Аля покорно снесла сложную процедуру мытья и сушки волос, укладки их на фен, опрыскивания лаком. Потом действо из ванной перенеслось в спальню — к огромному старинному трюмо, где Нина Филипповна проделала кропотливую и тонкую работу над лицом Аэлиты.
— А теперь посмотрим, что получилось, — с некоторой торжественностью провозгласила «художница».
И отошла в сторону, чтобы посмотреть на свое творение из-за спины, в зеркало. Глянула — и села прямо на кровать. То есть не столько даже села, сколько не слишком элегантно плюхнулась.
В зеркале отражалась абсолютно незнакомая девушка. Девчонкой ее назвать было уже решительно невозможно. Пышные, чуть подвитые на концах волосы были небрежно откинуты со лба и эффектно оттеняли лицо — тонкое, с чуть заметным румянцем и невыразимой красоты глазами. Изумрудные, влажные, чуть приподнятые к вискам, обрамленные длинными ресницами. И эти самые глаза смотрели прямо в зеркало, не мигая. Но не на себя — на Нину Филипповну.
«Ведьма!» — едва не вскрикнула она, поскольку у обыкновенных, нормальных женщин ни таких глаз, ни такого взгляда быть просто не могло. Но сдержалась, явно чудом. Сознает ли эта девица, чем обладает? Не была ли ее маска «серой мышки» просто хорошо рассчитанной игрой?
С прической, допустим, дело ясное. Но не знать, что у тебя фигура манекенщицы — тонкая талия, узкие бедра, маленькая, но прекрасной формы грудь? Не замечать стройных, длинных ног, изящных — любой принцессе годятся! — рук с тонкими пальцами? В наше время такая наивность — нечто невозможное.