Аналогичные факторы могут ныне сыграть на руку монархистам. Разве не разочарован народ революцией? И разве на фоне этого разочарования не помогут теперь рейхенгалльцам дешевые, но ходкие идейки Аверченок и Яблоновских о преимуществах старого режима перед революционным? Есть лозунги, с которым нужно обращаться осторожно. Вызывая тень Павла Петровича, эти экспансивные интеллигенты тоже тревожат духа, с которым им-то уже, во всяком случае, не справиться!
Сегодня пока они еще только кричат, что «решительно предпочитают Павла». А завтра услышим и модернизированный акафист, благо он уже сочинен одним из лучших наших поэтов: –
Погрязших в распутстве, в безумстве великом
На путь ты наставил,
Но был краток твой час.
Владыка, жестокий к жестоким владыкам,
Замученный Павел,
Моли Бога о нас!
И уже мерещатся торжественной печалью полные лица, склоненные над гробницей в мерцании лампад Петропавловского собора:
Мы снова познали палящее время
И снова пороки
Ополчились на нас.
Подъявший Господнего молота бремя,
Владыка жестокий,
Моли Бога о нас!
Самые грехи погибших царей, искупленные мученичеством, представляются источником святости:
Престол омраченный и темное имя
Ты детям оставил,
И себя ты не спас.
А ныне, ликуя со всеми святыми,
Замученный Павел,
Моли Бога о нас!..
А что дадут жизни подобные настроения? О, второе пришествие Павла уже во всяком случае было бы горше первого (не спасет даже и «мировая демократия»: в лучшем случае, опоздает)!..
Нужно помнить, что мы имеем дело в Россией. Нигде размахи политического маятника не могут быть так безмерны. Нигде нет такой любви, такого органического тяготения к крайностям…
Если плотина революционной власти будет прорвана, поток помчится далеко. Кто его задержит, введет в русло?
Умеренные социалисты не смогли остановить революции. — Остановят ли реакцию кадеты и либералы?
Черное движение опасно. Его успех был бы национальным несчастьем. Не потому, что оно — реакция, а потому что оно — дурная реакция. Не потому, что оно несет собою монархию, а потому, что старая монархия, которую оно несет собою — насквозь гнила. Оно грозит на время воскресить элементы, безвозвратно осужденные историей. Оно лишь до бесконечности затянет кризис.
П.Б. Струве прав, что идеология царистского реставраторства по своему политическому содержанию совершенно неинтересна, будучи прекрасным дополнением к столь же неинтересному реставраторству интеллигентскому (у Милюкова).
Неинтересное в теории, оно оказалось бы безнадежным, неизбежно бесплодным на практике. Ведь не случайно же в самом деле произошла у нас революция. Петербургский абсолютизм выродился, себя изжил — это приходится признать и тем, кто вовсе не думает отрицать его национальных заслуг в прошлом. Его реставрация была бы неизбежно восстановлением худших его сторон и сулила бы стране лишь новую полосу сверхдолжных потрясений. Сегодня нам это еще кажется трюизмом, но, быть может, скоро придется об этом трюизме серьезно и много говорить.