У нее было два костюма и несколько блузок. Будучи ревностной католичкой, мисс Барлэм ходила по воскресеньям в церковь. Каждый раз она надевала черную шляпу с густой вуалью. Когда-то ее шляпка выглядела шикарно, но сейчас казалась несколько старомодной. Глаза под вуалью напоминали мне глаза загнанного животного.
Первый раз, когда я зашла к мисс Барлэм на чай, она вела себя несколько скованно и суетилась, пытаясь усадить меня на самое удобное место. Она просила прощения после каждого произнесенного слова. Свет в ее комнате был слишком ярким, стул слишком твердым, а рассказ слишком скучным. Она говорила, что никуда не выходит и вся ее жизнь протекает на работе и дома. Застенчивость мешала ей чувствовать себя комфортно в обществе других людей, но после того, как я рассказала о своей работе в ОЗПА, о жизни до переезда на Толгейт-сквер, наши отношения приобрели доверительный характер. Мисс Барлэм, в свою очередь, поведала мне о своем детстве.
— Мне было шесть лет, когда меня привезли в Англию. У отца была плантация чая в Индии. После свадьбы отец увез маму к себе. Бабушка со стороны матери не одобряла их брака. Она говорила, что добром это не кончится. Бабушка оказалась права. Родители погибли в авиакатастрофе возле Раджпура. Мне было восемь лет. Я никогда не забуду бабушкино лицо, когда она пришла сообщить эту печальную новость. Она стояла в кабинете директора школы, в ее глазах был триумф. Мои одноклассницы, всегда сторонившиеся меня, после смерти родителей стали относиться ко мне еще прохладней. Я превратилась в изгоя.
— Мне больно слышать, что в школе ты была такой одинокой. Как ты выдержала все это? — спросила я.
— Я полагаю, меня спасли книги. Я старалась читать каждую свободную минуту. Это немного помогало. Вытерпеть поездки к бабушке на каникулы оказалось гораздо сложнее. В школе было достаточно еды, и самое главное — я была предоставлена самой себе. У бабушки все было иначе. Бабушка жила одна. К ней приходила женщина по имени миссис Тагвелл, помогала убираться. Я любила ходить в гости к миссис Тагвелл. В ее доме всегда было тепло. Бабушка отключала отопление в марте, и до ноября дом не отапливался. Бабушка считала пагубным потакание собственным прихотям, поэтому мы питались самой отвратительной пищей. Я до сих пор не могу смотреть без содрогания на холодный говяжий язык с гарниром из маринованной свеклы. Я не хочу ввести тебя в заблуждение. Бабушка была хорошей женщиной. Она не была грубой или жестокой. Она была стойкой католичкой, искренне верившей в то, что поступает по совести. Каждый вечер перед сном мы молились. Она просила Бога дать ей силы и мужество нести свою ношу. «Господи, — молила она, — не дай мне споткнуться и упасть». Под ношей она понимала ответственность, связанную с моим воспитанием. — Мисс Барлэм засмеялась. — Не правда ли, смешно, когда взрослый человек ведет себя, как ребенок? Сейчас я понимаю, что бабушка старалась делать все для моего блага. По крайней мере ей так казалось. Но тогда, в детстве, я считала себя никому не нужной, а свое существование — досадной ошибкой.