— Как и каждый вечер, когда господин Мандрелл отвозит меня…
Она осознала, что в последнее время так мало участвовала в домашней жизни, что и не задумывалась об этом нюансе. Надо бы, чтобы она стала поближе к своим детям, а не то они в конце концов начнут, в свою очередь, по-настоящему страдать от ее нового образа жизни.
Возвращаясь, она чувствовала себя настолько уставшей, что даже не стала ставить машину в гараж. Брюс ожидал ее в кабинете со стаканом виски в руке.
Вместо обычного «добрый вечер» он спросил ее:
— Где ты была?
— Я отвозила госпожу Тревор. А ты?
Он с расстроенным видом отпил глоток своего виски.
— А где бы ты хотела, чтобы я был? У себя на работе, конечно!
— Не в твоих правилах возвращаться так поздно.
— Тебе надо бы к этому привыкать.
— Что ты этим хочешь сказать?
Он пожал плечами.
— Чем больше будет разворачиваться кампания, тем меньше у нас будет времени. Я не думал, что должен объяснять тебе подобные вещи.
— Брюс, ну почему ты выставляешь себя в таком неприятном виде? Я все же могу задать тебе несколько вопросов!
Она не часто разговаривала со своим мужем таким тоном. Они следили за тем, чтобы соблюдать между собой уравновешенную манеру общения, соответствовавшую тому взаимному обожанию, которое испытывали друг к другу.
Однако сейчас и это, казалось, испортилось. Не без ужаса молодая женщина наблюдала, как один за другим рушились все те устои, которые они сами воздвигли себе в качестве верных опор для своего домашнего очага. Это выглядело так, как если бы все гвозди внезапно повылетали из своих гнезд. Она начала с того, что захотела обрести свою художественную индивидуальность, а за этим потянулось и все остальное: она неожиданно вновь встретилась со Стефеном — естественно, вполне благопристойно, но как убедить в этом кого-нибудь другого? Брюс больше не держал своих обещаний, она выполняла теперь лишь малую толику своих функций хозяйки дома, а муж возвращался все позже и позже… И тем не менее она считала бы все эти неприятности обычным делом и преодолимым, если бы он не изменил так внезапно своего отношения к ней.
Что же получалось? Что? Они слишком далеко зашли в своем эксперименте? Или она слишком многого сразу захотела? Не скатывались ли они прямехонько в пропасть?
Взвинченная, на пределе своих нервов, она со слезами на глазах вдруг топнула ногой.
— И все это из-за Стефена Фицджеральда! — выкрикнула она.
Брюс поднял брови и сухо спросил:
— Объяснись, пожалуйста. Я не понимаю, к чему ты ведешь?
— Если бы он не поручил тебе ведение этой кампании, то тебе бы не приходилось выдерживать такой график!