— Ах, ну конечно, имя, — сказал он. — Тодд.
— Рад познакомиться, Тодд. А фамилия?
— Нет, нет. Тодд — это и есть фамилия.
— И уж определенно, что не О’Дрисколл или Букспен, верно? — И оба мы рассмеялись, и я снова спросил его об имени.
— Майкл, — ответил он.
— Майкл Тодд… Но ведь точно так же…
— Как и продюсера, да.
— Готов поклясться, разные шутники все время донимают вас расспросами, а не женаты ли вы случайно на Элизабет Тейлор, верно?
— О нет, не так уж часто, — ответил он. — Да и имя довольно распространенное.
— Как, черт побери, и мое. Стоит только подумать, сколько Биллов Томпсонов разгуливает по свету…
— Да, — согласился он. — А теперь я действительно не смею задерживать вас дольше, мистер Томпсон.
— Майкл, — раздался женский голос откуда-то из глубины квартиры. — Ну что так долго? Что-нибудь случилось?
— Сию минуту! — крикнул он ей и снова улыбнулся, уже не бараньей улыбкой, а скорее козлиной. — Вот видите? — сказал он. — К сожалению, вынужден попрощаться с вами. И еще раз спасибо.
За что? Но я все равно кивнул и улыбался, пока он не закрыл дверь, а затем стоял еще несколько секунд, переваривая виденное и слышанное. Затем направился к лестнице и снова поднялся на двенадцатый этаж. Тут мне пришло в голову, что я рискую столкнуться в холле с Чарли Уиксом, и я стал придумывать, что ему совру. Не мог же я притвориться, что все это время прождал лифт, иначе бы он бросился к телефону — выяснять, что, черт возьми, происходит с хваленым сервисом «Боккаччо».
Скажу ему правду, решил я.
Правду, но с небольшими поправками. Скажу, что довольно долго проторчал в ожидании лифта, а затем спустился на восьмой — еще раз взглянуть на эту загадочную квартиру. Не надо ему говорить, что хозяин оказался дома. Нет, скажу, что дома никого не было и что я решил наведаться туда самостоятельно. Или же нет, наверное, следует сказать, что…
Но мне не пришлось ничего говорить. Подъехал лифт, двери раскрылись, мы с лифтером обменялись улыбками, и я благополучно спустился и вышел на улицу.
Погода действительно стояла замечательная, как справедливо заметил Майкл Тодд — не кинопродюсер, а тот, другой. Я прошел два квартала по направлению к парку, купил с лотка хот-дог и кныш с гречкой и присел на лавочку. Она показалась вполне удобным местом для размышлений. А мне было над чем поразмыслить.
Во-первых, тот женский голос… Ведь она назвала его вовсе не Майкл. В ее произношении это имя звучало скорее как «Михаил».
А во-вторых, этот голос я узнал.
Я прошел через Центральный парк и немного задержался в зоопарке, поглазеть на белого медведя, о котором последнее время довольно много писали в прессе. Какой-то человек заметил, что, плавая в бассейне, зверь выписывает восьмерки. Это почему-то взволновало многих. Предполагалось, что это невроз, а в качестве причин различные эксперты называли условия содержания в неволе, неправильное питание, тоску по самке, непрестанное раздражение оттого, что на тебя глазеют, чувство одиночества оттого, что на тебя глазеют недостаточно, и даже отсутствие занимательного чтения. Результатом этой шумихи, поднятой средствами массовой информации, стал невиданный доселе наплыв посетителей в зоопарк, причем буквально каждый, подойдя к бассейну, спрашивал у несчастного, сколько будет четыре плюс четыре. «Он сделал это!» — радостно объявляли они, а медведь все продолжал выписывать восьмерки, и наконец они довольные уходили, а на смену им заступали другие и снова кричали: «Он сделал это!» — а он все продолжал свое.