– Ты куда? Что
случилось? – Марцела тут же подняла голову, услышав, как Марта пыталась в
темноте попасть ключом в замочную скважину.
– Спи, все в порядке, –
шепотом ответила Марта, – я сейчас вернусь.
Она быстро пошла по
мокрой аллее, ежась от холодных капель, падавших с деревьев. Когда она подошла
к незнакомцу и тронула его за плечо, тот даже не повернул к ней голову, по-прежнему
не чувствуя, наверное, ничего, кроме страшных болей в правом боку, за который
держался и стонал.
– Эй, – Марта уже не
трясла его, а просто положила ему руку на затылок. – Вам срочно нужна
медицинская помощь. Вы меня понимаете?
Незнакомец поднял голову
и уже осознанным взглядом посмотрел на нее.
– Понимаю… Спасибо вам…
Вы очень любезны…
– У меня нет телефона,
чтобы вызвать полицию. Я просто не знаю, чем помочь вам. Оставаться здесь
одному тоже нельзя.
Незнакомец снова поднял
голову и, превозмогая боль, слегка улыбнулся:
– Тогда, может, посидим
где-нибудь? Как вас зовут? Или вы не понимаете по-русски?
– Ne rozumim[1],
– резко ответила Марта. Отвечать на глупые шутки ей совсем не хотелось.
– Не-ро-зу-мим, –
заплетающимся языком повторил незнакомец и опять попробовал улыбнуться. – А я
по-чешски ни бум–бум. Как же мы будем с вами объясняться в любви, а?
Марта хотела ответить
чем-то резким и немедленно уйти, но вдруг рассмеялась. Глядя на этого пьяного
русского хама, она впервые почувствовала свое превосходство над теми, кто много
лет ходил по ее родной земле, как хозяин. Глядя, каким беспомощным, жалким и в
то же время ничтожным в эту минуту был русский незнакомец, Марта особенно ясно ощущала
собственное достоинство. Она не сомневалась: толкни его – и он свалится на
мокрую аллею, будет валяться, пока его не подберут полицейские или на него не
наткнутся такие же бродяги, чтобы обобрать и отобрать последнее, что, может
быть, осталось в карманах его джинсов.
Марта осмотрелась по
сторонам, но ни тех, ни других, ни просто случайных прохожих, у которых можно
было бы попросить телефон, чтобы вызвать полицию, в парке не было видно. Ветер
донес до нее одинокий удар часов на городской ратуше. Сколько это означало времени:
час ночи или половину какого-то другого ночного часа – понять было невозможно.
Дождь усилился.
«Не ночевать же тебе
здесь, в самом деле, пока не околеешь, – подумала Марта, глядя на незнакомца. –
Поди, не собака. Хоть и настоящая свинья…».
Она аккуратно взяла его
под левый локоть и помогла подняться. Все еще сильно шатаясь, незнакомец оперся
на руку Марты и опять улыбнулся, дохнув ей прямо в лицо страшным перегаром: