— Потом она перебралась в Гетеборг, — сказал Винтер. — И жила здесь по трем адресам.
— Нам она не говорила… Даже когда из Мальмё уезжала, ничего не сообщила. Мы пытались звонить, но у нее же не было телефона.
— Не было.
— Она не любила телефоны. Ни за что не хотела брать трубку. Не спрашивайте почему. Я же не психолог, но об этом, наверное, есть в бумагах.
— Каких бумагах?
— Ну, эти… детские психологи, и все такое… Ее поначалу обследовали, а потом все заглохло.
— Мы ждем эти бумаги.
— Но она не Андерсен.
— Нет.
— Ее фамилия была Делльмар. Вам это известно?
— Да.
— Не знаю, когда это она вдруг сделалась Андерсен. А вы знаете? Полиция знает?
— Она сменила фамилию несколько лет назад. Четыре года, если быть точным.
— А почему?
— Это нам неизвестно.
— Может, когда родила? А папа девочки Андерсен? Я имею в виду ее ребенка. Девочку… рыженькую. Ее зовут Йенни, да?
— Йенни. А кто ее отец, мы не знаем. Потому и спрашиваем.
— Значит, отец неизвестен? Ужасно… Так же как и у Хелены… Все повторяется. Она росла, а кто отец, так и не знала.
— Вы говорили с ней на эту тему?
— Об отце? Нет. Она не хотела… а может, и не могла. Не знаю, насколько вам известны ее проблемы… или, лучше сказать, история болезни.
— Я слушаю.
— Мы с Юханессом были у нее третьей… приемной семьей. Сейчас уж точно не вспомню… но у Хелены случались провалы в памяти, она не помнила раннего детства… а потом вдруг вспоминала, и что-то ее ужасно мучило, и опять вроде бы забывала… В этом смысле она была очень одинокой. Все время наедине с собой… или как это сказать… Мы пытались ей помочь, но не смогли достучаться.
Винтер кивнул.
— С этим были трудности и до нас… в других семьях. Я, конечно, специально не расспрашивала, но она как бы не становилась частью семьи… и все такое. Не знаю… наверное, это и сыграло роль.
— В чем?
— В том, что ее так никто и не удочерил. Мы-то были не против, только она не хотела. Так она и не стала по-настоящему членом семьи.
— Значит, Хелена никогда не говорила о том, что случилось с ней в детстве?
— Нет. Никогда не слышала. И о других семьях, где она жила… тоже ни слова.
— А о матери она когда-нибудь спрашивала?
— Тоже не слышали. Ни я, ни Юханнес. Попробуйте спросить других, но мы… мы не говорили об этом. Не уверена, что она знала…
— Простите?
— А она знала? А вы знаете? — Опять носовой платок. — А теперь уже не спросишь…
— Может, какие-то ответы мы и найдем…
— Главное — отыскать девочку. Я себя все равно чувствую вроде как бабушкой, — посмотрела она на Винтера. — Или это неправильно с моей стороны?
— Ну и ну, — сказал Рингмар. — Значит, Бригитта Делльмар проходила и по датскому ограблению?