Подталкивая друг друга, люди взбегали по трапу на борт «Тайги».
Сквозь пламя, плотно прижав к лицу фибровый щиток, пробивался Ефим. От его брезентовой куртки взлетали язычки пламени.
Федос бросился навстречу Ефиму, сорвал со своих плеч просторную спецовку и набросил ее на голову Хорошуты, потом облапил его по-медвежьи и вынес из огня. Когда Федос осторожно положил Ефима на палубу, люди стали сбрасывать с себя куртки и бросать их на Ефима, чтобы загасить пламя на нем. Затем они кинулись к месту пожара и со злым ожесточением принялись тушить огонь, не давая ему распространиться. Подошедшим вскоре пожарным катерам уже нечего было делать.
Ефим лежал без сознания. Лицо и руки его были в сильных ожогах.
Позвонили в заводской медпункт. Подъехали врач, медицинская сестра. Они уложили Ефима на носилки. Он стонал от боли. «Вот так, наверно, и мой Яким», — подумал Федос. Он провел ладонью по лицу. Она шершаво цеплялась за обгорелую бороду, опаленные брови. Слипались обожженные ресницы.
Могучий призывный гудок Дальзавода скликал людей на труд.
Федос еще раз поглядел на Ефима. «Не сдюжит малец, здорово прижгло». Потом шагнул к трапу. Впереди Федоса шел Шмякин. Он встревоженно оглянулся, отступил, пропуская Федоса.
Рабочие возбужденно говорили о пожаре.
— Бензин откуда-то взялся. А тут — сварка, искры во все стороны.
— Подожгли, не иначе. Поналезло на завод всяких буржуйских сынков. От них хорошего не жди.
— Огня-то много, это верно. А только запугать нас — не выйдет.
В этот день Федос работал с каким-то ожесточением. Митрий — подручный Федоса — обливался потом, не поспевал за требовательным, неустающим Федосовым молотком. А Лобода, сдвинув обгорелые брови, пулеметно стучал по тугому корабельному железу.
Федос клепал корпус морской шхуны для северных плаваний. С ее палубы, сквозь заштрихованный дождем воздух, был виден черный корпус «Миража». Хозяина этой шхуны Федос видел однажды в дерябинском особняке, где Семену дали комнату.
После работы Федос шел домой с большим горем на сердце, с беспокойными мыслями о судьбе Ефимки.
У входа в особняк Федос повстречался с Дерябиным. Тот скользнул взглядом по выпачканной сажей спецовке, по обгорелой бороде и бровям Федоса, принужденно улыбнулся, спросил:
— Никак огнем подпалились где-то?
— Был грех, — уклончиво ответил Федос. — Какая-то паскуда бензин возле сварщика поставила.
— Какой ужас! — воскликнул Дерябин вполне искренне, как показалось Федосу.
Тронутый участием Дерябина, Лобода сказал, огорченно вздохнув:
— Малец один сгорел. Не сдюжит… А пожар погасили, а то как же! — заключил Федос с чувством гордости за смельчаков, ринувшихся в огонь.