Дерябин почуял неладное.
— Моя так думай — его наша убивай могу, смотри глаза какой: все равно хунхуза, — шепотом высказал Дерябину свои страхи Шао.
— Убивать я вас не стану, шуму много будет, — объявил перепуганным беглецам Харитон. — А вот денежки свои мне отдайте. Зачем вам в тайге деньги? В Харбине небось в банке золотишко хранится?..
Только сейчас Дерябин заметил в руках Харитона револьвер. Он понял, что сопротивляться и возражать бесполезно.
Беззвучно плакал Шао, разматывая бесконечный матерчатый кушак, набитый червонцами. Вытряхивал деньги из-за пазухи и голенищ болотных сапог Павел Васильевич.
Шмякин распихал по своим карманам нежданное богатство.
— Вот так-то лучше. Без сопротивления… А ведь я тоже был богач. Собственным домом жил. Земли — не измеришь, коров, лошадей — дай бог всякому!.. И вот — нищий. Только деньги эти я не на себя, на святое дело истрачу…
Шмякин шагнул вперед, но споткнулся обо что-то. Под ногами раздался треск и хруст. Харитон испуганно вздрогнул, глянул на землю. На мокром лесном черноземе, возле пенька, лежал раздавленный дерябинский семейный берестяной туесок.
Не оглядываясь на ошеломленных от беды и страха людей, Шмякин пересек поляну и скрылся в густом лесу.
— Давай ходи, капитана! — осипшим голосом сказал Шао, помогая Дерябину подняться.
Медленно, цепляясь ногами за перепутанные травы, Дерябин и его проводник пошли в сторону границы.
Другого пути у них уже не могло быть…
Глубокой ночью Харитон добрался до Бакарасевки. Его неудержимо потянуло на родную заимку, и он прошел на пожарище поглядеть, что там осталось. На месте сгоревшей шмякинской пятистенки темнел в ночи новый дом. От него исходил свежий смолистый запах. «Кто ж тут живет? Может, Федос? — завистливо и с болью в сердце подумал Харитон. — Обрадовались: участок — поискать такой. Лучший в селе…»
Пройдя немного, он остановился у избушки Федоса. В щели ставен пробивался свет. Харитон подошел к окну, приник глазом к щели. За столом увидел Евдокию. Она склонилась над шитьем. «А Федоса в избе нет. Не вернулся, стало быть, с Камчатки, — заключил Шмякин. — А то бы узнать у него про Гришку…»
Приветливый огонек Федосовой избы звал к отдыху в тепле и домовитом спокойствии. Внезапно Харитон почувствовал непереносимую усталость, желание сбросить с натруженных плеч тяжелую котомку, сесть за стол, освещаемый керосиновой лампой, и попросить у хозяйки кружку горячего чая или просто кипятка. «Постучусь, — решил Харитон. — А там видно будет. Не признает если — зайду. А признает — скажу, мол, ошиблась. Мало ли похожих людей на свете…»