Шмякин не боялся встреч с людьми: одет он был как лесоруб, которые часто забредали в Бакарасевку. Да и лицом он мало походил на того Харитона, которого знали здесь. В Харбине Шмякин сбрил бороду и усы, и это сразу сделало его непохожим на себя, словно бы новым человеком.
Харитон постучал в дверь. Евдокия открыла, не спрашивая: она думала, что вернулся Федос, задержавшийся сегодня в «Звезде» сверх обычного времени. Увидев чужого человека, спросила, что ему надо.
— Водицы испить бы, хозяюшка, — ответил Харитон.
Евдокия вздрогнула, услышав знакомый голос. «Неужто Харитон», — испуганно подумала она.
Шмякин заметил волнение Евдокии. Понял, что она узнала его.
— Не бойся, хозяюшка, я человек мирный. Не обижу. Не грабитель какой, — успокоил Харитон Евдокию. — Водицы бы…
— Сейчас принесу. Да вы проходите в избу, — одолев нахлынувшие страхи, пригласила Евдокия.
— Спасибо, хозяюшка, а только в избу заходить некогда. Дорога у меня дальняя — в леспромхоз к утру поспеть надо.
Евдокия принесла кружку воды.
— Голос ваш меня смутил, — оправдывалась она. — Очень сильно знакомого одного напомнил.
— Бывает, — охотно отозвался Харитон, выплеснув на землю недопитую воду. — Не то что голоса — люди похожие встречаются… Благодарим…
Он вернул кружку, поправил лямки заплечного мешка, помедлил с уходом. Перед ним стояла, кутаясь в большую клетчатую шаль, женщина, которую он знал с малых лет, любил когда-то. Вспомнилась вдруг красавица девчонка Евдошка — нарядная, в лентах, приодетая казаками для пляса, но по застенчивости оставшаяся в толпе…
Не попрощавшись, Шмякин пошел со двора. Евдокия долго стояла на крыльце, встревоженная неизвестным гостем, так странно напомнившим Харитона. «А вдруг это Шмякин? — подумала она. — Господи, не было бы лиха какого…»
До рассвета оставалось немного, и Шмякин поспешил в «Звезду». До восхода солнца он хотел совершить задуманное. Харитон шел знакомой дорогой, мимо Волчьего лога, мимо сопки, все так же шумевшей в ночи ржавыми листьями низкорослых, корявых дубков.
Перебравшись через Чихезу, Харитон не узнал знакомых мест: на склоне холма стояли, смутно различимые в темноте, бревенчатые срубы. Кустарник был вырублен, и Шмякин то и дело спотыкался о пеньки. «Хаты новые колхозникам строят, не иначе, — определил Харитон. — А чего здесь через год будет, ежели дать им покой?» Шмякин почувствовал себя страшно одиноким и беспомощным.
Со стороны Кедровки раздался незнакомый, оглушающий рев, будто многие тракторы, разом заведя моторы, ринулись по бакарасевским полям. Рев перешел в могучее гудение, оно неотвратимо приближалось, и вскоре над головой Шмякина со свистом и громом пролетела, освещенная цветными огоньками, ширококрылая птица. За ней вторая, третья. Целая стая едва приметных в рассветном небе самолетов уходила в дозорный полет к границе, а может быть, готовилась к октябрьскому воздушному параду. «Так, значит, аэродром тут успели соорудить, покуда я отсутствовал», — удивился во второй раз Харитон. И черная злоба ко всем этим людям, что живут на этой земле, возделывают и охраняют эту землю, принадлежавшую когда-то Шмякину, цепко схватила его за горло…