Каждый вторник он приходил к их любимой скамейке. Мальчик садился на скамейку и смотрел в пространство невидящим взглядом. Первое время его приводил дядя, потом он научился находить дорогу самостоятельно. Иногда старая синьора навещала мальчика.
— Здравствуйте, бабушка, — говорил он, издали узнавая ее шаркающую походку и тяжелый запах старости, когда синьора опускалась рядом на скамейку.
Он внимательно слушал неторопливую речь бабушки, она уверяла, что совсем скоро девочка вернется к нему.
— Она обязательно вернется, — говорила старая синьора, — потому что не вернуться она не может — таков сюжет вашей истории, а он никогда не меняется. А все произошедшее делает его еще более романтичным: Аврора, погруженная в свой безмолвный мир, и ты в твоем теперешнем состоянии — слепой и обгоревший, как головешка.
Бабушка никогда не рассказывала ему о том, что стало с девочкой, где она сейчас и чем занимается, он тоже никогда не затрагивал эту тему и не задавал ей никаких вопросов. Синьора говорила исключительно об их будущем: о том, какая у них будет свадьба, и сколько у них родится детишек, и как они будут счастливы.
— О, эта ваша удивительная история! — говорила она. — Слух о ней разнесется по всей Италии.
— Да, я знаю, — говорил он.
Бабушка убежденно кивала головой и поднималась со скамейки. Мальчик говорил ей «до свидания», и старая синьора уходила. Однажды она ушла и больше не вернулась.
Однажды во вторник, когда он сидел на скамейке, чувствуя на своем лице приятную вечернюю прохладу и вдыхая разлитый в воздухе чудесный аромат роз, о цвете которых он мог только догадываться, рука Авроры легко опустилась ему на колено.
— Добро пожаловать домой, — прошептал он, хотя знал, что она не услышит его. Он положил свою ладонь на ее руку. Рука Авроры была волосатой и влажной. Она фыркнула и лизнула его — сначала пальцы, потом запястье — и тихонько заскулила. Это оказалась собачья морда. Собака была голодна и надеялась, что человек угостит ее чем-нибудь съедобным. Если бы у него в кармане лежало что-нибудь съедобное, он бы с радостью поделился с собакой, но он сердито оттолкнул ее носком ботинка. Он понимал: это не могла быть Аврора, и все же на короткий миг позволил иллюзии овладеть его сердцем. Он знал — она никогда не вернется.
Время шло, и он все реже и реже думал о ней. Поначалу воспоминания об Авроре преследовали его, он постоянно скучал по ней, это была томительная, разъедающая душу тоска. Когда утром дядя приходил в мастерскую, юноша отправлялся в свою сторожку, валился на кровать и целыми днями плакал, уткнувшись лицом в подушку. Однако постепенно образ Авроры стали вытеснять всплывающие в памяти воспоминания о других девушках, которые были до нее. Он начал думать, что, возможно, принимая решение порвать с ним, Аврора была права и верно она написала в своем письме: у них слишком мало общего, рано или поздно они все равно бы расстались: а все эти бабушкины истории о любви — чистейший вздор, глупая болтовня старой сплетницы. Вероятно, он был бы не менее счастлив с любой другой девушкой: до появления в его жизни Авроры их было много — симпатичных и сговорчивых девчонок, которые не отказывались поразвлечься и с готовностью лезли к нему в штаны где-нибудь на заднем дворе супермаркета. Хорошие, добрые девушки, ничем не хуже Авроры, они точно так же заставили бы его найти работу и перестать воровать. И главное, эти девушки не бросили бы его, потому что у них не было грандиозных планов и они не стремились никому ничего доказать и не мечтали стать врачами. Он много думал — поскольку никаких иных занятий, кроме размышлений, у него не было — и пришел к выводу, что на самом деле встреча с Авророй не оказала на него никакого особого влияния. И вовсе она не вытаскивала его из трясины криминального мира. Влюбись он в кого-нибудь другого, а со временем это обязательно произошло бы, он завел бы нормальную семью, остепенился и превратился бы в добропорядочного гражданина.