Ниже помещались два снимка, довольно ясные, несмотря на обычное для газет неважное качество. На первом — парень с крупным черным котом на руках. На другом — Джон Кортиген, снятый в три четверти, с револьвером в руке, смотрящий куда-то в сторону.
Взгляды всех присутствующих как по команде обратились к Расселу, который, как всегда, выбрал самый дальний стул. Почувствовав, что на него смотрят, он принял самый невинный вид:
— У нас ведь была договоренность. Или нет?
Вивьен заулыбалась. Действительно, была. И сейчас никто не мог обвинить его в том, что он не сдержал данное слово. И все же, глядя на газету, она удивилась и решила удовлетворить любопытство — и свое собственное, и всех присутствующих.
— Рассел, мне хотелось бы узнать одну вещь.
— Слушаю.
— Как тебе удалось снять Джона? Я ни разу не видела у тебя в руках фотоаппарата.
Словно вызванный к доске ученик, Рассел поднялся и прошел к письменному столу.
— У меня есть одна вещь, которую я унаследовал от брата. Он научил меня, как и когда использовать ее.
Он достал что-то из кармана и раскрыл ладонь. Вивьен с трудом удержалась, чтобы не рассмеяться. Рассел показал всем крохотную фотокамеру.
Подлинная история одного ложного имени
* * *
Во время похорон лил дождь, и Вивьен держала меня за руку.
Я слушала, как дождь барабанит по зонту, смотрела, как опускают гроб в яму на маленьком кладбище в Бруклине, где уже лежат мои дедушка и бабушка, и с сожалением думала, что так и не узнала, какой была Грета Лайт. Но, думаю, пойму со временем, потому что помню все наши разговоры, помню игры, в которые мы играли, и светлые минуты, пережитые вместе.
И хотя я пыталась все это разрушить, разберусь во всем с помощью моей тети. Она сильная, удивительная женщина, хотя и обливается сейчас слезами — но ведь кто угодно заплачет перед лицом смерти.
Священник сказал про прах, землю и возвращение.
Когда я увидела его, когда услышала эти слова, тотчас представила себе отца Маккина и все, что он сделал для меня и других ребят. Это было ужасно — узнать, что скрывалось в его голове, на что он оказался способен, и обнаружить, что зло умеет проникнуть и туда, куда путь ему должен быть заказан.
Мне объяснили, что вину за его поступки нужно приписывать не ему самому, а только той части его личности, которая стала жертвой чего-то злого, что оказалось неподвластно ему.
Как если бы в одном теле у него умещались две души.
Нелегко принять такое объяснение. Однако его можно понять, потому что я испытала нечто похожее на себе.
На моих глазах эта скверная составляющая опускалась в могилу вместе с телом Греты Лайт. Бренное возвращается в землю, снова становясь прахом. Мама и отец Маккин. Их живая, подлинная сущность всегда будет рядом со мной, с тем человеком, каким я стану. Когда я смотрела в глаза Вивьен, кроме боли и страдания прочла в них и подтверждение, что иду по верному пути.