Он огляделся и кивнул.
— Вот почему я утверждаю, что все битвы, которые мы выиграем, будут бесполезны и никак не повлияют на исход войны. Если колонисты выживут, они победят. — Блеснув глазами, он свернул газету, сунул всю пачку бумаг обратно в карман и отправил туда же пистолет. — Ты слишком много знаешь об оружии, Ричард, и в этом твоя беда. Ни ребенку, ни кому-либо из присутствующих не грозила опасность. — В горле у него зародилось ворчание, от которого задрожали поджатые губы. — Я всю жизнь провел в этой зловонной выгребной яме под названием Бристоль, от скуки развлекаясь тем, что превращал гноящиеся раны правительства тори, всех этих квакеров, шейкеров и «делателей королей», в темы для своих пасквилей. — Он помахал поношенной треуголкой своим слушателям и прикрыл глаза. — Если колонисты выживут, они победят, — повторил он. — У каждого жителя Бристоля найдется тысяча знакомых колонистов — город кишит ими, как ночь — летучими мышами. Распад империи, Дик, — вот первый предсмертный хрип наших английских глоток. Я знаком с колонистами и уверен, что они победят.
Странный зловещий звук ворвался в зал с улицы — гул множества сердитых голосов; фигуры смутных очертаний, неторопливо проплывающие за окнами, сменились быстро мелькающими тенями.
— Мятежники! — Вскочив на ноги, Ричард протянул ребенка жене. — Пег, скорее унеси Уильяма Генри наверх! Мама, ступай с ними. — Он обернулся к мистеру Тислтуэйту. — Джимми, ты намерен стрелять с обеих рук или, может быть, одолжишь мне второй пистолет?
— Боже упаси! — Дик вышел из-за стойки, и все присутствующие убедились, что он не уступает Ричарду ни ростом, ни крепостью телосложения. — Здесь, на Брод-стрит, мятежники не появлялись даже в те времена, когда из Кингсвуда нагрянули углекопы и сцапали старину Брикдейла. Такого не случалось, даже когда матросы подняли бунт! Что бы там ни было, это не мятеж. — Он направился к двери. — Но я хочу узнать, что происходит, — заключил он и затерялся в толпе. Посетители «Герба бочара» последовали за ним, среди них были и Ричард, и Джимми Тислтуэйт с торчащими из карманов рукоятками пистолетов.
На улице бурлила толпа, люди высовывались из каждого окна, рискуя свернуть шею; не видно было ни единого камня на мощеной улице, ни одной плиты тротуара, недавно проложенного по обе стороны Брод-стрит. Людской поток подхватил троих мужчин и понес к перекрестку Уайн-стрит и Корн-стрит. Но они оказались не в окружении мятежников, а в толпе состоятельных, донельзя рассерженных горожан, среди которых не было ни женщин, ни детей.