Ричард не вправе решать все сам только потому, что он кормилец семьи, — ведь хлеб из зерна, выращенного им, печет она! Вскочив и как пушинку подняв тяжелое ведро, Китти поклялась, что в будущем заставит мужа считаться с ее желаниями. «Я вовсе не серая мышка и не вещь! Я живой человек!»
Шагая по тропе через огород, Китти увидела на крыльце мужа и неожиданно смягчилась. У нее потеплело внутри. Она застыла и долго наблюдала, как он беседует с малышкой, усаживает ее поудобнее, что-то втолковывает ей, целует ее пальчики и смотрит вдаль. На лице Ричарда читались любовь и радостное изумление. Он вновь прижал к себе ребенка и устремил в никуда взгляд поверх его головы.
«Ричард, очнись!» — мысленно взмолилась Китти, но он оставался неподвижным. Солнце уже скрылось за горой, на землю легли тени, и в наступающих сумерках ребенок и отец казались каменными изваяниями. Внезапно Китти вспомнила начальника работного дома: однажды, во время воскресной службы, он вот так же сидел в церкви, глядя в никуда, пока священник читал проповедь о плотских грехах, неведомых большинству его слушателей. А начальник продолжал смотреть в пустоту. Священник замолчал, собравшиеся сироты сидели неподвижно: строгая старая дева бдительно следила за ними, не допуская ни малейшей вольности. Начальник так и сидел, глядя вдаль, словно что-то рассматривал, не выказывая никаких чувств. Только когда священник осторожно тронул его за плечо, начальник пошевелился. И упал вперед, на каменные плиты пола, застыв бесформенной кучей, словно чулки, наполненные песком, которыми пороли сирот потому, что эти орудия наказания не оставляли следов.
«Ричард, очнись!» Но он не шевелился. Время шло, ребенок у него на руках задремал. Вдруг Китти поняла, что Ричард мертв. Ужаснувшись, она рухнула на колени, выронив ведро. Даже грохот ведра в зловещей тишине не заставил Ричарда сдвинуться с места. Он умер, умер!
— Ричард! — выкрикнула Китти, вскочила и бросилась к нему.
Этот крик вывел его из оцепенения, но он не успел успокоить жену. Китти схватила его в объятия, обливаясь слезами, касаясь его плеч и груди.
— Китти, что с тобой, любимая? Что стряслось?
А она заходилась в рыданиях, слезы струились по ее лицу. Проснувшаяся Кейт тоже расплакалась, Ричард вскочил. Две перепуганные женщины, большая и маленькая, цеплялись за него, словно за соломинку, и он растерялся. Кейт он бесцеремонно усадил в колыбель, где брошенная малышка разразилась яростным криком, а Китти повел к креслу у печи. Она продолжала рыдать так, что сердце Ричарда обливалось кровью. Достав из-за книг бутылку рома, он заставил Китти сделать глоток.