— Как в колодце! — уныло произнес рядовой Шелонин, тотчас оценивший обстановку.
— [Гурки вырыли, догадались, окаянные! — отозвался другой.
— Могила! — мрачно изрек третий.
Все они были правы, по Бородин, которому в присутствии подчиненных приходилось быть только оптимистом, сказал бодрым тоном:
— Выберемся!
Как это сделать — подпоручик не знал.
Турки обнаружили атакующих и открыли такую пальбу, словно хотели истолочь в порошок Орлиное гнездо и всё, что к нему примыкало. Горное эхо многократно усиливало этот грохот. Не было никакой возможности что-то услышать даже на самом близком расстоянии; Бородин кричал подчиненным прямо в ухо, и они с трудом разбирали слова. В ледяной ловушке пока не разорвалось ни одной бомбы, но это продолжалось недолго: противник догадался, что там что-то происходит. Турки стали бить наугад. Ко рву они давно пристрелялись, и каждая залетавшая сюда бомба неизбежно выводила людей из строя.
Сейчас, как никогда прежде, Бородин почувствовал ответственность за судьбы этих людей, верящих ему больше, чем себе, сознающих, что только он доожет спасти их, ибо он командир и ему дано свыше находить выход из любого положения.
— Шелонин! — крикнул Бородин властно. — Ко мне!
Шелонин в одно мгновение оказался рядом.
— Слушаю, ваше благородие! — доложил он.
— Шелонин, — произнес Бородин уже вполголоса, — плохо дело, братец. Проползи-ка в конец этого проклятого рва да посмотри: может, найдешь какую-то лазейку.
Иван стал пробираться между трупами и ранеными, а Бородин с тяжелым сердцем еще раз осмотрел свою незадачливую позицию. Он внушил себе, что сам виноват в бесцельной гибели людей, ведь это он, а не кто иной, привел этих солдат в ледяную ловушку. Турецкие мортиры продолжали слать бомбу за бомбой, и стон, крики от боли и отчаяния усиливались после всякого нового разрыва. Солдаты были бессильны постоять за себя, противника они видеть из своей ямы не могли, поэтому даже стрелять было бессмысленно.
Иван вернулся скоро, он был в крови, своей или чужой, с новыми дырами на фуфайке и немного ожившими глазами.
— Ваше благородие, — начал свой доклад Шелонин, — хоро-
шего ничего нет, а все ж кое-что есть. Там ступеньки, похоже, турки для себя прорубили… В их сторону…
— До верха? — нетерпеливо спросил Бородин.
— Не-е-е, — устало протянул Шелонин, — посередке кончаются. А посередке камень есть. На него подтолкнуть, потом за край схватиться…
Доклад был не совсем внятен, но основное Бородин уяснил сразу: там что-то есть, попытку сделать можно. Он пошел вслед за Шелониным, с трудом выбирая места, чтобы не наступить на раненого или убитого. Подпоручик остановился у едва приметных ступенек и посмотрел вверх. Он не знал, что ему делать: подниматься первому или последнему? Лучше, конечно, первому: если там поджидают турки, они встретят его, ротного командира; потом его никто не упрекнет — сам не пошел, а отправил на верную гибель других.