***
...Но когда шли они мимо рощи,
услыхал Абрам, понимающий язык
птиц, рыб, зверей и деревьев, что
поёт свою печальную песнь тамариск
и все триста тридцать одна ветвь его
стенают об Абраме...
***
...И вот приходит озарение! Ведь огромная стая зимородков – это весь наш ильинский род! Именно сейчас, когда я ощущаю жгучую потребность добраться к истокам отцовского рода, мне и приснился этот сон. А мой, лежащий с кровавой грудью, внук – тот, кому это тоже надо будет в будущем. Кровная связь потянется из его груди к тем же истокам. Станут и его терзать воспоминания, задевая самое сердце! Вот она и рана в груди, вот и предки-зимородки, клюющие её. И чтобы не бродить ему по иссохшему руслу реки Памяти-и-Забвения, я, его бабка Катерина, свято берегу для него родники, питающие ту реку.
А мост – это связь времён. Мост он ведь тоже через реку перекинут. Но я во сне не видела того, над чем мост лежал. Просто, какая-то глубь, поросшая кустарником и деревьями. Среди которых главным рос тот плачущий библейский тамариск с тремястами тридцатью одной ветвью человеческого рода. И как тут всё символично: невидимая под мостом река – Река Времени, деревья по берегам этой реки – наши родословные, стая зимородков – это вся родня.
Зимородки! В детстве увидела я на берегу Подгорной одного из них. Красавец! Птица достойная, не суетная. Из-за того, что это редкая гостья в наших краях, её можно назвать праздничной.
И теперь я вижу, опираясь и на свой сон, и на виденного въявь на берегу речки Подгорной голубого зимородка, мелькнувшего передо мной синей искрой, что мой род, если не произошёл от этой птицы, то может взять себе тотемом зимородка. Это уж точно. Правда, племя наше – не племя дикарей, которые обязательно поклонялись какому-нибудь существу, но были же родовые гербы у знати. Тоже ведь не дикари, а имели свою символику, своих покровителей в образе какого-нибудь существа. Чем плох для этого зимородок? Ведь он стал предком алконоста, райской сладкоголосой птицедевы, жившей на берегу древнеславянской Реки Времени. Известно, что алконост – как планета: живёт и живёт, но когда её не станет, никто и ничто не сможет её восстановить...
У Брема нашла я указания на некоторые приметы, связанные с зимородком. Он вносит в дом мир, а на море устанавливает безветрие. Вот о мире и безветрии – это уже из древнегреческого предания о верной и любящей жене Алкионе и её утонувшем муже Кеиксе.
И при этом, вольно-невольно, но выплывает образ русской райской птицы Алконоста, поскольку она происходит от Алкионы. Хотя, кто его знает, может, это от славянского Алконоста в Древней Греции был сложен миф об Алкионе. Эта девица была дочерью Эола, но не того, который был богом ветров, а другого, основоположника рода эолийцев. Этот Эол – сын Эллина и правнук Прометея. Алкиона, когда узнала, что её муж Кеикс, трихидский царь, утонул, то с горя бросилась в море. Нептуна растрогала такая преданность жены своему мужу, что уже в те древнегреческие времена было редкостью, и ему стало её жалко. Он оживил и Алкиону, и её утонувшего мужа Кеикса. Но поскольку человеческую судьбу нельзя переиначить, то Нептун нашёл выход, который в то время многие боги практиковали. Морской бог превратил верную жену и её мужа в птичек, которые должны были жить на морском берегу и там же размножаться. Эти птички – алкионы. Зимородок имеет именно такое научное название.