В итоге ко мне подошло одно из маленьких существ, протянуло смуглую грязную руку и вытащило опустевшую миску из моих рук, тут же заменив ее полной. Так я спасся от гнева Квоттербека, потому что, когда он повернулся ко мне, я сидел с нетронутой порцией каши и потихоньку засыпал, сытый и уставший.
Тайтэнд принялся оделять нас бульоном, а я сидел на краю бревна, разморенный и вялый, и плевать мне было на этот бульон.
— Раннинг, — позвал он меня. — Ешь давай.
— Не хочу, — сказал я, и Квоттербек тут же поднялся и подошел ближе. Он широкой ладонью накрыл мой лоб, потом пальцами спустился под ворот куртки и посчитал пульс.
— Руку покажи, — приказал он и присел передо мной на корточки.
Я вылез из рукава и показал. Рана наполнилась кровью, но тонкая нарощенная кожа сдерживала ее внутри. Если присмотреться, то можно было увидеть, как соединяются под белой пленкой сосуды и ткани.
— Подними-ка.
Я встал и поднял руку. Квоттербек покрутил ее так и сяк, сгибая в локте, прощупал предплечье. А потом он отпустил меня — додумался. И ничего не сказал, просто отвернулся, словно жалея, что потратил свое время.
Тайтэнд стоял рядом, ничего не понимая, а Лайнмен заранее отвел глаза, я знал, ему всегда было за меня стыдно. Между ними решительно протолкалось то самое маленькое узорчатое существо и протянуло мне глиняную ледяную кружку с прозрачной водой.
— Пей, — сказало существо и заулыбалось, краснея даже под слоем загорелой темной кожи. — Так выздоровеешь.
За спиной существа шептались и хихикали ему подобные, я оторопело держался за кружку и медленно начинал соображать — это дети Эбы, сказал Тайтэнд. Они дети Эбы, и поэтому у них есть Женщины.
И это они — маленькие ходячие коврики с мягкими приглушенными голосами. Это они готовили для нас еду, которой не советовал увлекаться Квоттербек.
— Ну иди теперь… — хмуро посоветовал Тайтэнд. — Два пальца в рот.
— Только подальше, — сказал Квоттербек, — не надо им видеть.
Я пошел, а эта чертова Эба увязалась за мной под дружный хохот цветастых подружек, и с ней на хвосте я обошел почти всю деревню по кругу, злясь на себя и на нее. Ей-то что, идет и хихикает, таща за мной кружку, а я не знал, как от нее избавиться, и в итоге вышел за ворота и просто сбежал, оставив ее недоумевать.
Возвращался я, когда уже темнело, отплевываясь от горькой вязкой слюны, и снова голодный, как животное.
В центре селения костры цвели желто-фиолетовыми цветами. Флаги опали, ветер стих. Кто-то почти невидимый указал мне на домик, стоявший на отшибе, и я вошел внутрь, отодвинув плетеную занавесь и пригибаясь.