Я оттолкнул его, задумчиво глянул на заправленную постель и, вспомнив об увиденном днем гамаке, не удержался от ругательства:
— Бесов праздник!
— Чего еще? — вздрогнул Валентин и перестал отирать простыней забрызганное кровью лицо. — Что случилось?!
— Он на чердаке! — Я бросился к двери и позвал усача за собой: — Идем! Живо!
Мы рванули в дальний конец коридора, и позабывший предупреждение о скрипучих ступенях Валентин с ходу взлетел на второй этаж. В сердцах выругавшись, я куда осторожней поднялся до середины лестницы и уже оттуда прошептал недоуменно озиравшемуся раззяве:
— Люк прямо над тобой.
Тот запрокинул голову и вдруг, нелепо дернувшись, взвился в воздух. В один миг очутившись рядом, я ухватил Валентина за ремень, подпрыгнул и вцепился в захлестнувшую шею усача веревку. Вцепился — и поджал ноги.
Не ожидавший подобного финта убийца под тяжестью двух тел рыбкой нырнул в люк и врезался в нас подобно выпущенной из осадного орудия глыбе. Валентина отшвырнуло на лестницу, и он с грохотом скатился на первый этаж, а меня любитель веревок сбил с ног и всей своей тяжестью придавил к полу. Охнув, я запустил пятерню в длинные засаленные волосы, но этот гад растопырился, как морская звезда, и вдруг впился зубами мне в бедро. Да так лихо, что лишь пола кожаной куртки помешала ему вырвать кусок плоти.
Не разжимая челюстей, душегуб выудил откуда-то стилет, вслепую замахнулся — и я едва сумел отвести удар в сторону. Свободной рукой вцепился убийце в ухо, и тут упершийся ногами в стену крепыш резко подался вперед, навалился сверху…
…и обмяк, когда Валентин одним жестким ударом кинжала перебил ему хребет. Я не без труда спихнул с себя уже безжизненное тело и зашипел от боли, ощупывая бедро.
— Командир, ты как? — просипел растиравший шею усач.
— Жить буду.
Я расстегнул пряжку ремня, приспустил штанину и с тревогой уставился на укус. Но нет — куртка уберегла от увечья. Синяк, правда, будет просто жуткий.
— А меня, кха, чуть не вздернули. — Дрозд опустился на верхнюю ступеньку и, оттянув ворот, прикоснулся к протянувшейся поперек горла багряной полосе содранной кожи. — Как висельник теперь…
— Беги за остальными, — распорядился я и, ухватившись за приставленную к стене лесенку, поднялся на ноги. — Нам еще графом заниматься.
Валентин отправился выполнять распоряжение; я уткнулся лбом в перекладину, какое-то время постоял так, затем стиснул зубы и принялся взбираться на чердак. Ногу пронзила острая боль, из глаз потекли слезы, но треклятый душитель не перекусил ни артерий, ни сухожилий, а значит, надо просто перетерпеть боль. Просто — ага…