— Вон та широкая воронка у стены, край которой еле видно, достаточно глубока. Можем там после первого броска затаиться и отдышаться.
— Отлично, жди, будем через десять минут.
Дронов отключается и обсуждает с парнями план отхода.
Я испытываю щемящее чувство. Так обычно ощущаешь себя, когда твои близкие покидают тебя, а ты не знаешь — увидишь ли их еще когда-нибудь. Слишком часто за последние несколько лет мне приходилось расставаться с людьми. Ледяное, тянущее чувство безвозвратной потери засело глубоко в сердце.
Переживаю за наших ребят: впятером им придется пройти почти десять километров до места эвакуации, пробираясь через цепь постов и вражеских патрулей, рискуя каждую секунду попасть под вражеский огонь.
Парни отправляются домой, а мы с Брюннером остаемся, чтобы провести среди тварей двое суток. Конечно, мы рискуем больше остальных. Но мы — снайперы, и долгое ожидание не тяготит нас, как других людей. В этом наше отличие. Железная выдержка, умение сутками находиться на одном месте и ничем не выдавать себя — вот основные качества хорошего стрелка.
Группа спускается по лестнице, Дронов идет последним. Он задерживается на секунду, оборачивается, всем своим видом показывая, что за ослушание его приказа нам не поздоровится. Мы киваем, подтверждая, что уяснили, хотя не очень понимаем, как Дрын собирается нас наказать, если твари обложат его со всех сторон.
Нам с Куртом предстоит корректировать действия группы, когда парни окажутся на улице. Занимаем позиции, из окна отлично видна площадка перед домом и соседние здания. Минут через десять слышим голос Дронова:
— Мы у выхода. Что видно сверху?
— Пока порядок, — отвечает Курт, осторожно выглядывая наружу. — Улица пустая.
Я тем временем держу на контроле периметр.
— Хорошо, давай отсчет, — распоряжается Дронов. Слыша его спокойный голос, понимаю, что Дрына ничто не сможет сбить с намеченной цели.
Кажется, что секунды тянутся вечностью. Еще раз внимательно осматриваю окрестности, опасаясь, не пропустил ли чего. Понимаю при этом, что и медлить нельзя, ведь ситуация в любой момент может резко измениться. Но Курт медлит, и это начинает раздражать.
Наконец, Брюннер дает отсчет:
— Три… Два… Один!
— Вперед! — резко цедит сквозь зубы Дронов и нам видно, как он, пригибаясь, выскакивает на изрытый взрывами проспект. Следом за ним устремляются остальные. Вонючка бежит замыкающим.
Мы с Куртом напряженно наблюдаем, как парни бегут по открытому участку к спасительной воронке. Не знаю, о чем в этот момент думает Брюннер, а в моей голове колоколом звенит лишь одно слово: «Давайте!» Повторяю его как заклинание: «Давайте, давайте, давайте!»