Через полчаса я забрался в машину, почесал Пита под челюстью и закурил, предоставив ей самой выбираться со стоянки.
“Друг мой Дэн, — подумал я, — а ведь док совершенно прав. Ты пытался утонуть в бутылке и что же вышло? Голова в горлышко пролезла, а вот плечи — застряли. Сейчас ты сыт, спокоен, тебе хорошо — первый раз за всю неделю. Чего же тебе еще? А может быть док прав и насчет анабиоза? Что ты — дитя малое? Разве у тебя не хватит мужества пережить неприятности? Зачем ты идешь на это? Только ради новых впечатлений? Или ты просто бежишь от себя самого, ползешь назад, в материнское лоно?”
“Но я в самом деле хочу туда, — возразил я себе, — в двухтысячный год. Только подумай, парень, — двухтысячный год!”
“Ладно, как хочешь. Но стоит ли уходить из этого мира не расплатившись по счетам”.
“Ну, хорошо! А как ты будешь расплачиваться? Белл, после всего этого, тебе не нужна. Что еще ты можешь сделать? Подать на них в суд? Глупо. Если кто и выиграет от этого процесса, так только адвокат”.
— Ну?[9] — спросил Пит.
Я посмотрел на его покрытую шрамами морду. Он-то не станет подавать в суд. Если ему не понравился фасон усов у другого кота, Лит, пригласит его выйти и разберется с ним, как подобает настоящему коту.
— Похоже, ты прав, Пит. Я как раз собрался навестить Майлза, оторвать ему руки и бить по голове, пока он не заговорит. Анабиоз подождет. Зато мы будем точно знать, кто придумал эту пакость.
Неподалеку стояла телефонная будка. Я дозвонился до Майлза и попросил его никуда не отлучаться.
Отец дал мне имя Дэниэл Бун Дэвис[10] — таким образом он лишний раз декларировал свое свободолюбие. Я родился в 1940 году. Тогда все в один голос говорили, что времена индивидуальностей прошли и что будущее принадлежит массам. Отец не верил этому и мое имя стало для него одним из символов независимости. Он умер, когда северные корейцы промывали ему мозги и до конца остался верен своим убеждениям.
Ко времени Шестинедельной войны я обзавелся степенью магистра, специальностью инженера-механика и армейской робой. Я не гонялся за чинами, — кроме имени, отец наделил меня неодолимым отвращением ко всякого рода приказам, муштре и дисциплине. Я хотел просто отслужить свой срок и убраться из армии. Во времена холодной войны я служил неподалеку от Нью-Мексико в звании техника-сержанта арсенала, набивал атомы в бомбы, а между делом размышлял, чем бы заняться на гражданке. Потом меня перевели в Оклахома-сити, в службу снабжения и я добывал свежие продукты для наших “джи-ай”.
Пит, естественно, странствовал со мною. У меня был приятель, Майлз Джентри, ветеран, призванный из резерва. Незадолго до призыва у него умерла жена, оставив ему Фридерику, свою дочь от первого брака. Они жили неподалеку, в Альбукерко, и маленькая Рикки (мы никогда не называли ее полным именем) с удовольствием заботилась о Пите. Благодаренье кошачьей богине Бубастис,